Владигор. Князь-призрак

И яд нашелся. Через полгода, весной, когда на камнях пустыни стала таять зимняя ледяная корка, и капли влаги оживили спящие в пропыленных трещинах корешки и семена, и по склонам песчаных холмов расползлись изумрудные пятна весенней зелени, из ставки наместника вышел караван навьюченных мулов, груженный тканями, пряностями и мотками тончайшей пряжи, испускаемой гусеницами, наглухо упаковывающими себя в упругий паутинный кокон. С виду груз был совершенно обычным, но таможенники, взвешивавшие тюки, были поражены их весом и потребовали, чтобы караванщики раскатали любой из них на земляном полу таможенного сарая. Те уперлись, справедливо указывая на пыль и грязь, могущие непоправимо испортить тонкий тканевой рисунок. Тогда чиновники приказали забросать пол свежей соломой и повторили свое требование.

Это было их ошибкой и когда я, посланный во главе небольшого отряда в погоню за караваном, вошел в опустевшую таможню, мне в ноздри ударил сладкий запах падали, а из-под соломы взвились тучи трупных зеленых мух. В спешке и пылу внезапной схватки караванщики обронили один из тюков, размотав который я увидел между слоями ткани стремена, переложенные вьючными ремнями. Исчезновение наместника и сосланной императрицы, а также искусные пытки дворцовых слуг указали конечную цель каравану, чей путь был явственно отмечен следами подков и черными пятнами выщипанной до камней травы. Уйти далеко они не могли, догнать груженый караван не составляло труда, и потому у моего легкого отряда появился выбор: либо настичь беглецов на походе, либо забежать вперед и, выбрав удобную лощинку на их пути, внезапно окружить их, возникнув на вершинах окрестных холмов.

Я выбрал второй путь и, приблизившись к беглецам на четверть дневного перехода, разделил свой отряд натрое. Сотня лучников должна была зайти в лоб каравану и, перебив передовой разъезд, неожиданно появиться между холмами. Я даже полагал, что караванная охрана, увидев бессмысленность сопротивления, не только сдастся без боя, но и перейдет на нашу сторону, ибо дух бунтовщиков силен лишь присутствием зачинщика, чья голова представляется его переметчивым сподвижникам сомнительным залогом собственного помилования. В этом случае захват каравана мог обойтись практически без жертв: охрана возвращалась, окружала груженых мулов и, внезапно набросившись на изменников, разоружала и связывала их. На этот случай сотник даже имел при себе монаршую грамоту, обещавшую помилование всем, кто не будет особенно упорствовать в своих заблуждениях.

Но все мои расчеты, основанные на ложных предпосылках безмятежного процветания имперских задворок, рухнули. Не успел отряд приблизиться к беглецам, как был осыпан таким свирепым ураганом стрел, что всадникам едва удавалось удерживать на месте раненых, окровавленных коней, не говоря о том, чтобы скакать вперед и, тем более, читать бунтовщикам какие-то грамоты. К тому же с востока к ним на подмогу неслись полторы тысячи степняков, уже несколько поколений мечтавших скинуть унизительное ярмо имперской дани. Так исключительно по вине нашей высокомерной беспечности мы попали в западню.

Перед лицом неизбежной смерти я решил все же пробиться к изменнику и либо пасть, либо убить его. Я был знаком с изменником: мы оба выросли в военном лагере, спали под кровом одного шалаша и лишь полоска песка разделяла наши камышовые циновки. В воинском искусстве мы были почти на равных: вес и рост не позволял ему превзойти меня в верховой езде, но там, где требовалась сила в сочетании с выносливостью, я уступал первенство ему. Порой нас пробовали стравить, но я знал, кто скрывается под звонким именем Иль Хаан, и либо сразу давал подловить себя на каком-нибудь простеньком приеме, либо глуповато отшучивался. Через эти полустычки в наших душах пробилась взаимная симпатия, которая вскоре переросла в дружбу, скрепленную кровью, пролитой в первых походах и столкновениях с отрядами бунтовщиков, волновавших предгорные области.

И вот теперь мы впервые встретились с ним как враги, и никто из нас не мог заранее сказать, чем окончится этот поединок, неизбежность коего была очевидна не только нам двоим, но и нашим сторонникам, сблизившимся на выстрел из лука, но пока не выпустившим ни единой стрелы.