Владигор

— Здравствуй, князь. Не ждал меня нынче? Слова эти произнес высокий седовласый и белобородый старик, обряженный в белую полотняную хламиду до пят. В правой руке он держал вырезанный из ствола молодого дуба посох, на безымянном пальце сверкал редчайший голубой аметист размером с яйцо голубки, вставленный в серебряный перстень. И тем же небесным светом сияли его очи из-под густых белесых бровей.

Князь встал и поклонился гостю в пояс:

— Здравствуй и ты, Белун. Да будет жизнь твоя вечной, а доброта неизбывной! Не ждал тебя, верно. Знаю, что и без меня забот у тебя предостаточно. Покровительство ценю твое несказанно, потому злоупотреблять им не смею…

— Не трать лишних слов, князь, не до здравиц сейчас. Беда пришла, Светозор, на земли твои. Вижу, просишь подмоги у брата?

Он подошел к столу — и пергамент сам развернулся под его взглядом.

— Когда ждешь его дружину?

— Если поторопятся, себя и коней жалеть не станут, за пять дней могут дойти, да еще дня четыре гонцу понадобится.

— Плохо считаешь, князь! Накинь-ка сюда и сами сборы, и нехоть дружинную (с краснорыбья кто на вяленку возвернуться захочет?), и страхи — сам оные поминаешь — нового воеводы!..

Не гневись, старик!— воскликнул Светозор.— Разве сделал я что непотребное? За что ратуешь, в толк не возьму?! Ну а сам-то ты, князь,— не отвечая ему, продолжил старик,— али вовсесробел? Где твой меч-удалец, где кольчуга-защитница? Где сила твоя, Светозор?!

Крик Белуна, больше на стон похожий, странно подействовал на Светозора. Он вскинул голову и твердо произнес:

— Сила моя — при мне, Белун. Как порешил, так и будет. А вот ты почему правду говорить не желаешь, али Перун не велит? Если Синегорью грозит супостат, скажи, кто он? Что я сделал противу Перуна, противу Сварога, Хорса, Ярилы?! Кого прогневил? За что же эта напасть?..

— Остынь, князь, нету времени, нету сил. Кабы знал я ответы, давно бы открыл их тебе. — Белун подошел к окну, забранному тонкой решеткой, провел пальцами по прозрачной слюде. Повторил негромко: — Кабы знать, кто за Тьмою стоит, проще бы задачка решалась… Но я не бог, я не ведаю всех путей. Брат твой — Климога — третьего дня ушел из Мозыни, оставив в крепости всех пеших своих и полусотню конных. Сказывал людям, что в Поскреб направляется, но соврал:

Дозор его на Быстрице видели, однако в горы он не поднимался… И еще: волкодлаки страшны, да упыри страшнее. Волкодлаков они направляют, а кто же тех упырей подначивает? Не знаю, князь. Беда пришла в Синегорье, но это лишь начало ее. Хуже будет, если не сумеем сдержать нечестивую скверну, если не встанет герой на пути у нее. Трудное дело, долгое дело, князь, впереди! Мужайся. И прости меня, старого, что покидаю сейчас. Синклит собрался, ждет, решать будем…

Померк свет в малой горнице, внезапно погасли свечи. Белун исчез. Светозор обессиленно опустился на скамью, ладонями сдавил раскалывающиеся от боли виски. Так всегда было, если Белун-покровитель не давал ему совета, на который надеялся. Вдруг со стуком что-то упало на столешницу, прокатилось и замерло, а из отдаления голос Белуна донесся;

— Перстень возьми от меня, Светозор, в нем свойства волшебные. В трудный час пригодится… Князь голову поднял, сказал в пустоту:

— Спасибо, старик чародей. За речи сумбурные и непочтительные прощения прошу — не от сердца они, но от боли душевной. Чую беду, да не знаю откуда. Вот и не сдержался, прости.

Вряд ли Белун мог его слышать. Князь не столько ему, сколько себе говорил-объяснял. Взял перстень с голубым самосветящимся аметистом, хотел надеть было, но остановился, заметив, что в глубине драгоценного камня белый туман возник — странный, беспокойный. Лунный отблеск, скользнув от окна, преломился на гранях, отбросил узкий луч на пергамент с посланием к брату. В этом луче лишь одно слово видимым стало, проступив кровавыми буквами: КЛИМОГА.

Восемь всадников, едва различимых в ночном мраке, подскакали к воротам Ладора.

— Эй, стражник, открывай! — приказал один из них. Однако стражник предпочел послать своего напарника за караульным десятником. Хотя властный голос всадника и показался ему знакомым, он решил не искушать судьбу: пусть десятник сам рассудит, кого пускать среди ночи за крепостную стену, а кого нет.

Долго ждать не пришлось. Десятник, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой ярко пылающий смоляной факел, поспешил к воротам. Сквозь прочную решетку вгляделся в нежданных гостей и крикнул им:

— Кто такие? Что вам нужно в сей час в Ладоре?! В ответ один из них спешился, подошел вплотную к воротам:

— Не признал меня, Силыч?

— Гурий? Вот уж не ждали… А дружина-то где? И кто рядом с тобою?

— Много спрашиваешь, десятник» До утра препираться здесь будем?

— Время опасное, Гурий, не ведено в крепость никого по ночам допускать,— проговорил Силыч миролюбиво, но твердо. — Ступал бы до света к Безносу, на постоялый двор.

— Белены обожрался, десятник, воеводу не слушаешь?! На двор постоялый брата княжеского отсылаешь?

— И Климога здесь? — удивился десятник. — Верно ли слышу?