Владимир

Бояре же и воеводы, с благословения князя, заводили свои печати – золотые, серебряные, на твердом камне винисе, на голубой бирюзе, – велено было вырезать собственные знаки для детей и внуков, на веки вечные.

Теперь уж, назначая дань житом, мехами, воском, князь Владимир обязал каждую землю давать известное количество золота и серебра в гривнах: Новгород – две тысячи гривен, Червень и Волынь – по полторы, Тмутаракань, земли тиверцев и уличей – по тысяче… Кроме того, земли и города повинны были присылать еще и людей для княжьей дружины: пять, четыре, три тысячи юношей, которые только вчера еще ходили за ралом.

Доставалось и киевлянам: княжьи тиуны назначали и изымали с людей Подола, предградья, Оболони подати за хижину или землянку, место на торге, мостовщину, переездное; священникам и диаконам, которые теперь крестили, женили, хоронили, тоже следовало платить: князю – княжево, божье – Богу.

Имея в скотнице золото и серебро, опираясь на воевод и бояр, сидел Владимир-князь в Золотой палате. Всех их охраняли полки, стоявшие в Киеве и в городах соседних земель. На Горе день и ночь бодрствовала гридьба.

Опирались князь Владимир, бояре его и воеводы еще на одну, новую и, пожалуй, самую могучую свою силу.

Вернувшись из Херсонеса, Владимир часто приглашал к себе епископа Анастаса. Ничего в том удивительного не было: князь и епископ советовались, как крестить Русь, в какие города посылать епископов, в какие священников. Повергши идолов и уничтожив требища, решали, где и как строить для христиан храмы.

Епископ Анастас был весьма приятный, душевный человек, седовласый, с окладистой бородой и небольшими усами, голубоглазый, с вкрадчивой, мягкой и убедительной речью.

Князь– христианин сам домогался почаще и пообстоя-тельней беседовать с Анастасом. Так они договорились и послали епископом в Новгород Иоакима: там сидел надежный посадник Добрыня, поэтому Владимир и согласился учредить в городе епархию. В другие города посылали только священников-болгар, живших с давних пор в Киеве, или новых, посвященных Анастасом.

Договорились они и о постройке храмов: Софии – в Новгороде, Богородицы – в Киеве, Петра и Павла – в Пе-реяславе.

Начать строить эти церкви князь Владимир решил безотлагательно; он велел своим посадникам готовить в землях лес, камень, собирать людей – древоделов и здателей, выдал

Немало золота из своей скотницы на церкви в Киеве, Чернигове и Переяславе, сам следил за постройкой храмов. В Киеве в то время жило уже немало зодчих из Со луни, сюда же один за другим приезжали и херсонесские мастера.

Владимир весьма неохотно принимает греческих мастеров, предпочитая им древоделов и здателей города Киева и даже далекого Новгорода – Миронога, Ждана, Косьмину.

Это отличные знатоки своего дела, еще их деды и отцы, да и они сами тоже, возводили в городах русских крепости со стенами, княжьи, боярские, воеводские терема, украшая их кнесами, расписными сволоками, вырезными наличниками, дверями и окнами, тесаными крыльцами. Они мастерски украшали узорами плиты красного шифера и белого мрамора, лепили на стенах изображения богов, людей, зверей, листья, цветы, раскрашивали их вапницами.

Здатели и древоделы еще до крещения Руси построили несколько храмов – в Киеве над Почайной, в Новгороде на Опоках, это были красивые деревянные храмы с рублеными стенами, с несколькими шатрами, крытыми тесом, и с опа-санями вокруг церкви для простого люда.

Только сами для себя ничего не строили и не могли строить древоделы и здатели, ибо, подобно многим другим русским людям, были они княжьими слугами, ремесленниками, смердами и жили, как и все убогие люди, в землянках, кое-как сложенных из дерева, а то и в плетенных из лозы хижинах…

Правда, люди Руси уже тогда, тысячу лет назад, старались, чтобы эти убогие хижины-хатки ласкали взгляд – их мазали глиной, белили мелом, обводили зеленой и синей краской, окна и двери украшали всевозможными рисунками: красными петухами – певцами зари; зелеными березками – священным деревом русов; вороными гривастыми конями – знаками воинов…

Этих искусников и сзывает к себе князь Владимир в терем и говорит старшему из них, Косьмине:

– Задумал воздвигнуть храм в городе Киеве в честь Богородицы, дабы слава о нем шла по всей Руси.

Косьмина, седобородый муж с серыми глазами, вылитый апостол Лука, которого изображали на греческих иконах, долго думает, поглядывает на небо, горы, Днепр.

– Давно в мечтах лелею, – говорит он наконец, – построить храм, где человек почил бы от суеты мирской, вознесся мыслями к небу…

– Тогда начинай, Косьмина!

– Однако, княже, – грустно покачивая головой, говорит здатель, – ставили мы до сей поры деревянные храмы, тере-мы, крепости, ты же полагаешь, поди, воздвигнуть храм каменный, вечный…

– Так, Косьмина, каменный и вечный!

– По греческому образу? – спрашивает мастер, который в свое время, как воин, побывал и в Болгарии и в Константинополе.