Владимир

По правде сказать, сыновья удивлены: с тех пор как Рог-неда ушла с Горы, редко кто из них даже видел отца – ели они отдельно в трапезной, отец с царицей Анной завтракали, обедали наверху. Сам же князь давно уже избегал с ними встречи.

Глядя на отца, они диву давались, до чего изменился, постарел, стал совсем, казалось, другим князь Владимир – лицо нахмуренное, глаза потухшие, голос тихий. И все-таки хорошо, что отец созвал их, очень хорошо, что вокруг нет ни воевод, ни бояр, они да отец – одна семья.

Князь Владимир отходит от окна, останавливается у стола и опускает руку на плечо Вышеслава.

– Дети мои, – ласково, по-отцовски начал князь Владимир. – Я позвал вас, чтобы поговорить с вами откровенно, По душам, не как князь, а как отец со своими сыновьями…

Он умолк и стоял, седой, чуть сгорбившись, и, само собой, эти ласковые речи вызывали сочувствие, отклик в юных сердцах.

– Ведаете ли вы, дети мои, – продолжал князь, – что отцы наши и я сам такожде долго собирали землю Русскую, устрояли ее, брань принимали за ню со многими ворогами, и днесь Русь велика, сильна, непобедима…

Он снова умолк, припоминая далекие походы, стоны людей, кровь на песке, раздумывая, как бы рассказать обо всем этом сыновьям, но безнадежно махнул рукой и закончил так:

– Многие дела свершили мы, живя по закону и покону отцов и дедов наших, но Русь ждала, наступило время, и я обрел для нее новую веру, ныне люди Руси христиане суть, во Христа облеклися такожде вы и я с вами, так повелел Бог…

Князь говорил тихим, ровным голосом, точно убеждал самого себя, а в словах его звучали тревога, беспокойство.

– Солнце на небе, – продолжал князь Владимир, – затемняют тучи, лучшие цветы садов могут убить морозы, так и на Руси, словно бы и покоряются князю и всюду мир, однако земли ропщут напротив Киева. Повсеместно волнение, татьба, разбой, нет в землях покоя, нет мира и между ними такожде…

Теперь уже не Владимир, а сыновья смятенно смотрят на отца-князя, тревога отца за Русскую землю – их тревога, а он ведь раскрывает перед ними душу, сердце.

– Потому полагаю так: я глава дома – Руси, но опора моя только вы, кому, кроме вас, поведаю, что тревожит мне душу, на кого, кроме вас, могу опереться? Верьте, никого у меня нет, кроме вас, токмо на вас полагаюсь, потому не могу больше держать в Киеве, как бы того ни хотел, думаю послать вас в земли.

Сыновья поняли, зачем созвал их отец, значит, он не хочет больше видеть их здесь, на Горе…

– Не подумайте худого, – словно угадывая их мысли, продолжал князь, – не унижения ради посылаю вас в земли, нет, а князьями, дабы подобно мне в городе Киеве вы управляли людьми и землями, вы со мною, я с вами – на том отныне стоять будет Русь.

Сыновья переглянулись, улыбки заиграли на их лицах, молодости – свое, теперь уж их манили далекие княжьи столы, куда же и кого именно думает послать отец?!

– Новгород, – князь Владимир задумался, вспоминая, должно быть, свое детство, – северный край нашей земли, великий город, правая рука Киева, кто в нем сидит, должен зорко следить, что делается за морем, где Русь подстерегают свионы, даны, английцы. Суровы люди северной земли, немало их держится еще старых законов, потому, раскинув умом, решил послать князем тебя, Вышеслав.

Вышеслав встал и поклонился отцу.

– Полоцк, – князь Владимир опять задумался, перебирая в памяти все, что произошло когда-то в этом городе, -туда я посылаю тебя, Изяслав.

Еще один сын встал и поклонился князю.

– Ты, – обернулся князь к Ярославу, который сидел за столом бледный, встревоженный, – поедешь в город Ростов. Ростово-Суздальская земля велика, богата, но трудная, не раз ходил я туда.

Ярослав поднялся и болезненно поморщился, видно, заболела поврежденная нога.

– Спасибо, отче, – промолвил он, поклонившись.

– Ты, Святослав, поедешь в Древлянскую землю, ты, Всеволод, – в город Волынь, Станислав – в Смоленск…

Сыновья, которых князь Владимир называл, вставали и кланялись.

– Ты, Святополк, – обернулся он наконец к сыну Яропол-ка и Юлии, – поедешь князем в город Туров, это большая земля, наш рубеж с польскими князьями.

Святополк, который сидел настороженный и внимательно слушал, как князь Владимир раздает уделы своим сыновьям, быстро встал и поклонился.

– А Мстиславу, иже сидит на столе в Тмутаракани, там и быти, – закончил князь Владимир.

Он умолк, сыновья тоже не проронили ни слова, казалось, князь сказал все, что хотел, сыновья же думали о том, что ждет их впереди.

– Вот и весь сказ, – закончил князь Владимир. – Запомните, сыны мои, в трудное время обращаюсь к вам, боюсь за Русь, но верю, вы будете опорой в землях, сбережете ее, не допустите, чтобы она распалась, будете блюсти ее целость и единство.

Позднее, до конца своих дней, князь Владимир вспоминал этот день и час, когда думал уберечь вместе с сыновьями Русь, позабыв о том, что сыновья ему уже чужие, потому что сам он не сумел уберечь своей семьи.

О замысле князя, конечно, сразу же узнал и епископ Анастас, в тот же день вечером он, как всегда, явился к Владимиру, долго говорил о церковных делах и устройстве Руси, а потом заметил: