Владимир Этуш. Старый знакомый

Я видел самое начало войны. В пять часов утра 22 июня 1941 года я шел по улице Горького и, проходя мимо Манежа, увидел большой автомобиль под германским флагом, который пересекал Манежную площадь. Я не придал этому особого значения. Вернулся домой, лег спать, и, когда я проснулся в двенадцать часов, мама меня разбудила и сказала: «Сынок, война началась!» Никогда больше, даже в самые отчаянные мгновения на фронте, мне не было так страшно. А она стояла и в ужасе смотрела, как меня трясет крупной дрожью, белая рубашка ходуном ходила у меня на груди.

Я мог не пойти на фронт. Но не мог и не пойти. Такой вот парадокс. Сначала я тушил с другими студентами бомбы-зажигалки, которые сбрасывали на город. Потом был отправлен рыть окопы под Вязьму. И мы там провели три месяца. В Москву я вернулся совсем другим. И Москва уже была другой – с окнами, заклеенными лентами, со светомаскировкой, с тревогой в лицах…

22 июня – Война.

30 июня – Выезжаю работать по спецзаданию правительства. На Киевском вокзале масса народу – все наш брат, студент. Садимся в тяжелые вагоны и едем.

26 сентября – Приказ правительства – всем студентам возвратиться на старые места учебы. Долго колебался и все-таки решился ехать.

28 сентября – Вечером приехали в Москву. Взял такси, приехал домой. Отец знал, что я должен приехать, но в этот момент не ждал меня. Помню, как голодный волчонок, набросился на хлеб, колбасу и чай и начал «убежденно» рассказывать про «ужасы» пережитой мной войны[1].

1 октября 1941 года, выйдя на сцену – как студент первого курса я был обязан участвовать в массовых сценах, – я не обнаружил зрителя. Шел массовый спектакль, на сцене был почти весь состав театра и училища, а в зрительном зале с трудом насчитал 13 человек. Это обстоятельство изменило мою судьбу на некоторое время – на следующий день я ушел в армию.

1942 год

19 февраля выезжаю с курсов военных переводчиков – из Ставрополя лошадьми до Куйбышева, из Куйбышева до Москвы – поездом (если бы ехали лошадьми, было бы быстрее, наверное).

Приехали в Москву под вечер. Я поехал на Вузовский и точно там застал папу. Пошли домой. Положение с продуктами очень плохое – кушать абсолютно нечего.

Из Москвы выехал, кажется, 19 марта, на шестой день был в Армавире.

27 марта. После сорокавосьмичасовой волокиты вручили предписание переводчиком второго разряда в 828сп 197 сд. Пришел туда, встретился с Рыловым. Два месяца жил замечательно.

27 мая получил предписание в 70 УР (здесь жизнь тоже хорошая).

В мае 1942-го младшим лейтенантом был назначен в 70-й УР, который оборонял Ростов. Я помню Ростов того времени и Аксай, где находился наш штаб. Я помню мрачные дни отступления, длинный путь (пешком, заметьте) через весь Кавказ, затем обратный путь – освобождение Кавказа, и что может быть счастливее для солдатской судьбы, чем брать тот город, который ты вынужден был оставить?

Итак, вскоре меня назначили заместителем начальника отдела разведки 70 УР, который должен был оборонять Ростов. Пока война шла далеко от Ростова, жизнь у меня была, если можно так сказать, относительно вольной. А через месяц после моего прибытия немцы прорвали Воронежский фронт, и вся лавина наших отступающих армий двинулась через нас на Кавказ по единственному мосту, который находился как раз в расположении нашей части.

Поначалу наступающие немецкие части были еще далеко, и мы переправляли только в ночное время суток – опасались авиации. А днем техника сосредоточивалась в перелесках, маскировалась в кустах, в каких-то естественных укрытиях. Ночью же заводились моторы, и вся эта нескончаемая гудящая вереница машин и техники выезжала на мост. Когда же техники скопилось такое количество, что уже невозможно было ждать, начали переправляться и днем.