Читаем Владимир Ильич Ленин полностью

Время —                 начинаю                                про Ленина рассказ.Но не потому,                        что горя                                       нету более,время           потому,                         что резкая тоскастала ясною,                      осознанною болью.Время,             снова                        ленинские лозунги развихрь!Нам ли             растекаться                                   слезной лужею.Ленин           и теперь                           живее всех живых —наше знанье,                       сила                                и оружие.Люди — лодки.                           Хотя и на суше.Проживешь                     свое                              пока,много всяких                        грязных ракушекналипает                нам                       на бока.А потом,               пробивши                                 бурю разозленную,сядешь,               чтобы солнца близ,и счищаешь                     водорослей                                           бороду зеленуюи медуз малиновую слизь.Я   себя            под Лениным чищу,чтобы плыть                       в революцию дальше.Я боюсь                этих строчек тыщи,как мальчишкой                            боишься фальши.Рассияют головою венчик,я тревожусь,                       не закрыли чтобнастоящий,                    мудрый,                                   человечийленинский                  огромный лоб.Я боюсь,                чтоб шествия                                        и мавзолеи,поклонений                     установленный статутне залили б                     приторным елеемленинскую                   простоту.За него дрожу,                          как за зеницу глаза,чтоб конфетной                            не был                                        красотой оболган.Голосует сердце —                                    я писать обязанпо мандату долга.Вся Москва.                     Промерзшая земля                                                        дрожит от гуда.Над кострами                        обмороженные с ночи.Что он сделал?                            Кто он                                        и откуда?Почему              ему                     такая почесть?Слово за словом                              из памяти таская,не скажу                ни одному —                                       на место сядь.Как бедна                  у мира                              слова мастерская!Подходящее                       откуда взять?У нас         семь дней,у нас         часов — двенадцать.Не прожить                     себя длинней.Смерть              не умеет извиняться.Если ж             с часами плохо,мала         календарная мера,мы говорим —                           «эпоха»,мы говорим —                           «эра».Мы      спим               ночь.Днем          совершаем поступки.Любим            свою толочьводу         в своей ступке.А если            за всех смогнаправлять                    потоки явлений,мы говорим —                          «пророк»,мы говорим —                          «гений».У нас          претензий нет,—не зовут —                    мы и не лезем,нравимся                 своей жене,и то       довольны донельзя.Если ж,             телом и духом слит,прет        на нас непохожий,шпилим —                  «царственный вид»,удивляемся —                          «дар божий».Скажут так,—                        и вышло                                       ни умно, ни глупо.Повисят слова                         и уплывут, как дымы.Ничего            не выколупишь                                      из таких скорлупок.Ни рукам,                ни голове не ощутимы.Как же            Ленина                         таким аршином мерить!Ведь глазами                        видел                                   каждый всяк —«эра» эта                 проходила в двери,даже         головой                       не задевая о косяк.Неужели                про Ленина тоже:«вождь              милостью божьей»?Если б            был он                        царствен и божествен,я б      от ярости                       себя не поберег,я бы        стал бы                      в перекоре шествий,поклонениям                       и толпам поперек.Я б      нашел                 слова                           проклятья громоустого,и пока           растоптан                             я                               и выкрик мой,я бросал бы                      в небо                                  богохульства,по Кремлю бы                         бомбами                                         метал:                                                     д о л о й!Но тверды                   шаги Дзержинского                                                      у гроба.Нынче бы                  могла                            с постов сойти Чека.Сквозь мильоны глаз,                                       и у меня                                                      сквозь оба,лишь сосульки слез,                                    примерзшие                                                          к щекам.Богу        почести казенные                                        не новость.Нет!       Сегодня                      настоящей болью                                                     сердце холодей.Мы      хороним                     самого земногоизо всех               прошедших                                   по земле людей.Он земной,                    но не из тех,                                          кто глазомупирается                  в свое корыто.Землю            всю                   охватывая разом,видел           то,                что временем закрыто.Он, как вы                  и я,                        совсем такой же,только,             может быть,                                   у самых глазмысли            больше нашего                                       морщинят кожей,да насмешливей                             и тверже губы,                                                        чем у нас.Не сатрапья твердость,                                       триумфаторской коляскоймнущая             тебя,                      подергивая вожжи.Он     к товарищу                         милел                                    людскою лаской.Он     к врагу                 вставал                               железа тверже.Знал он              слабости,                               знакомые у нас,как и мы,                перемогал болезни.Скажем,               мне бильярд —                                          отращиваю глаз,шахматы ему —                            они вождям                                                 полезней.И от шахмат                      перейдя                                     к врагу натурой,в люди            выведя                         вчерашних пешек строй,становил                рабочей — человечьей диктатуройнад тюремной                         капиталовой турой.И ему           и нам                     одно и то же дорого.Отчего ж,                 стоящий                                от него поодаль,я бы        жизнь свою,                              глупея от восторга,за одно б                 его дыханье                                       отдал?!Да не я один!                        Да что я                                       лучше, что ли?!Даже не позвать,                              раскрыть бы только рот —кто из вас                 из сёл,                             из кожи вон,                                                   из штоленне шагнет вперед?!В качке —                  будто бы хватил                                             вина и горя лишку —инстинктивно                       хоронюсь                                         трамвайной сети.Кто      сейчас                  оплакал бы                                      мою смертишкув трауре               вот этой                              безграничной смерти!Со знаменами идут,                                   и так.                                            Похоже —стала          вновь                     Россия кочевой.И Колонный зал                            дрожит,                                          насквозь прохожен.Почему?                Зачем                           и отчего?Телеграф                  охрип                            от траурного гуда.Слезы снега                      с флажьих                                         покрасневших век.Что он сделал,                          кто он                                     и откуда —этот        самый человечный человек?Коротка              и до последних мгновенийнам       известна                       жизнь Ульянова.Но долгую жизнь                              товарища Ленинанадо писать                      и описывать заново.Далеко давным,                            годов за двести,первые             про Ленина                                 восходят вести.Слышите —                     железный                                       и луженый,прорезая                 древние века,—голос          прадеда                         Бромлея и Гужона —первого паровика?Капитал             его величество,                                        некоронованный,                                                                невенчанный,объявляет                   покоренной                                        силу деревенщины.Город грабил,                        грёб,                                 грабастал,глыбил             пуза касс,а у станков                   худой и горбастыйвстал          рабочий класс.И уже           грозил,                       взвивая трубы за небо.— Нами              к золоту                            пути мостите.Мы родим,                   пошлем,                                  придет когда-нибудьчеловек,               борец,                           каратель,                                            мститель! —И уже           смешались                               облака и дымы,будто          рядовые                          одного полка.Небеса             становятся двойными,дымы          забивают облака.Товары             растут,                         меж нищими высясь.Директор,                  лысый черт,пощелкал счетами,                                 буркнул:                                               «кризис!»и вывесил слово                             «расчет».Крапило              сласти                          мушиное сеево,хлеба          зерном                       в элеваторах портятся,а под витринами                             всех Елисеевых,живот подведя,                           плелась безработица.И бурчало                  у трущоб в утробе,покрывая                 детвориный плачик:— Под работу,                         под винтовку ль,                                                     на —                                                            ладони обе!Приходи,                заступник                                 и расплатчик! —Эй,      верблюд,                       открыватель колоний!Эй,      колонны стальных кораблей!Марш          в пустыни                           огня раскаленней!Пеньте пену                      бумаги белей!Начинают                 черным лататьсяоазисы             пальмовых нег.Вон       среди                  золотистых плантацийзасеченный                     вымычал негр:— У-у-у-у-у,                    у-у-у!                             Нил мой, Нил!Приплещи                  и выплещи                                     черные дни!Чтоб чернее были,                                 чем я во сне,и пожар чтоб                       крови вот этой красней.Чтоб во всем этом кофе,                                            враз вскипелом,вариться пузатым —                                     черным и белым.Каждый              добытый                              слоновий клык —тык его в мясо,                           в сердце тык.Хоть для правнуков,                                   не зря чтоб                                                       кровью литься,выплыви,                заступник солнцелицый.Я кончаюсь,—                         бог смертей                                               пришел и поманил.Помни            это заклинанье,                                        Нил,                                                мой Нил! —В снегах России,                              в бреду Патагониирасставило                    время                               станки потогонные.У Иванова уже                          у Вознесенска                                                   каменные тушибудоражат                    выкрики частушек:«Эх, завод ты мой, завод,желтоглазина.Время нового зоветСтеньку Разина».Внуки          спросят:                        — Что такое капиталист? —Как дети               теперь:                            — Что это                                              г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. —Для внуков                   пишу                            в один листкапитализма                      портрет родовой.Капитализм                    в молодые годабыл ничего,                     деловой парнишка:первый работал —                                 не боялся тогда,что у него                 от работ                                 засалится манишка.Трико феодальное                                  ему тесно!Лез       не хуже,                      чем нынче лезут.Капитализм                    революциями                                            своей веснойрасцвел              и даже                          подпевал «Марсельезу».Машину              он                  задумал и выдумал.Люди,          и те — ей!Он     по вселенной                             видимо-невидиморабочих расплодил                                  детей.Он враз              и царства                               и графства сжевалс коронами их                         и с орлами.Встучнел,                 как библейская корова                                                         или вол,облизывается.                          Язык — парламент.С годами                 ослабла                                мускулов сталь,он раздобрел                        и распух,такой же               с течением времени                                                   стал,как и его гроссбух.Дворец возвел —                                не увидишь такого!Художник                  — не один! —                                           по стенам поерзал.Пол ампиристый,                              потолок рококовый,стенки —                 Людовика XIV,                                           Каторза.Вокруг,             с лицом,                            что равно годитсябыть и лицом                        и ягодицей,задолицая                   полиция.И краске                и песне                              душа глуха,как корове                  цветы                             среди луга.Этика, эстетика                           и прочая чепуха —просто —                 его                       женская прислуга.Его       и рай                 и преисподняя —распродает                     старухамдырки           от гвоздей                              креста господняи перо            хвоста                        святого духа.Наконец,                и он                        перерос себя,за него             работает раб.Лишь наживая,                          жря                                 и спя,капитализм разбух                                и обдряб.Обдряб              и лег                       у истории на путив мир,           как в свою кровать.Его не объехать,                              не обойти,единственный выход —                                          взорвать!Знаю,          лирик                    скривится горько,критик           ринется                         хлыстиком выстегать:— А где ж душа?!                               Да это ж —                                                   риторика!Поэзия где ж?                         Одна публицистика!! —Капитализм —                         неизящное слово,куда изящней звучит —                                         «соловей»,но я        возвращусь к нему                                         снова и снова.Строку             агитаторским лозунгом взвей.Я буду писать                        и про то                                      и про это,но нынче                не время                                 любовных ляс.Я   всю свою                    звонкую силу поэтатебе отдаю,                     атакующий класс.Пролетариат —                            неуклюже и узкотому,         кому                  коммунизм — западня.Для нас              это слово —                                     могучая музыка,могущая               мертвых                               сражаться поднять.Этажи           уже                  заёжились, дрожа,клич подвалов                         подымается по этажам:— Мы прорвемся                               небесам                                               в распахнутую синь.Мы пройдем                      сквозь каменный колодец.Будет.           С этих нар                              рабочий сын —пролетариатоводец.—Им      уже             земного шара мало.И рукой,               отяжелевшей                                        от колец,тянется              упитанная                                туша капиталаухватить               чужой горлец.Идут,         железом                         клацая и лацкая.— Убивайте!                       Двум буржуям тесно! —Каждое село —                            могила братская,города —                 завод протезный.Кончилось —                        столы                                   накрыли чайные.Пирогом               победа на столе.— Слушайте                      могил чревовещание,кастаньеты костылей!Снова           нас                 увидите                               в военной яви.Эту       время                  не простит вину.Он расплещется,                             придет он                                              и объявитвам       и вашинской войне                                         войну! —Вырастают                    на земле                                    слезы озёра,слишком               непролазны                                    крови топи.И клонились                      одиночки фантазерынад решением                         немыслимых утопий.Голову             об жизнь                             разбили филантропы.Разве           путь миллионам —                                            филантропов тропы?И уже           бессилен                            сам капиталист,так      его             машина размахалась,—строй его                 несет,                            как пожелтелый лист,кризисов                и забастовок хаос.— В чей карман                            стекаем                                          золотою лавой?С кем идти                   и на кого пенять? —Класс миллионоглавыйнапрягает глаз —                               себя понять.Время            часы                     капитала                                    крало,побивая              прожекторов яркость.Время            родило                         брата Карла —старший               ленинский брат                                           Маркс.Маркс!            Встает глазам                                     седин портретных рама.Как же            жизнь его                              от представлений далека!Люди         видят                   замурованного в мрамор,гипсом            холодеющего старика.Но когда               революционной тропкойпервый             делали                         рабочие                                        шажок,о, какой              невероятной топкойсердце Маркс                         и мысль свою зажег!Будто сам                  в заводе каждом                                                стоя стоймя,будто          каждый труд                                размозоливая лично,грабящих                прибавочную стоимостьза руку            поймал с поличным.Где дрожали тельцем,                                        не вздымая глаз свойдаже          до пупа                       биржевика-дельца,Маркс           повел                     разить                                 войною классовойзолотого                до быка                               доросшего тельца.Нам казалось —                             в коммунизмовы затонытолько            волны случая                                    закинут                                                  нас                                                        юля.Маркс           раскрыл                          истории законы,пролетариат                      поставил у руля.Книги Маркса                       не набора гранки,не сухие               цифр столбцы —Маркс           рабочего                            поставил на ногии повел             колоннами                                стройнее цифр.Вел       и говорил: —                              сражаясь лягте,дело —              корректура                                  выкладкам ума.Он придет,                   придет                               великий практик,поведет               полями битв,                                     а не бумаг! —Жерновами дум                             последнее меляи рукой             дописывая                                восковой,знаю,         Марксу                      виделось                                       видение Кремляи коммуны                  флаг                           над красною Москвой.Назревали,                    зрели дни,                                       как дыни,пролетариат                      взрослел                                       и вырос из ребят.Капиталовы                     отвесные твердынивалом размывают                                и дробят.У каких-нибудь                          годов                                    на расстояниисколько гроз                       гудит                                от нарастаний.Завершается                       восстанием                                            гнева нарастание,нарастают                   революции                                       за вспышками восстаний.Крут        буржуев                       озверевший норов.Тьерами растерзанные,                                          воя и стеная,тени прадедов,                          парижских коммунаров,и сейчас               вопят                         парижскою стеною:— Слушайте, товарищи!                                          Смотрите, братья!Горе одиночкам —                                  выучьтесь на нас!Сообща взрывайте!                                   Бейте партией!Кулаком               одним                          собрав                                       рабочий класс.—Скажут:             «Мы вожди»,                                    а сами —                                                    шаркунами?За речами                  шкуру                             распознать умей!Будет вождь                       такой,                                 что мелочами с нами —хлеба проще,                       рельс прямей.Смесью классов,                              вер,                                     сословий                                                      и наречийна рублях колес                            землища двигалась.Капитал              ежом противоречийрос во-всю                    и креп,                                штыками иглясь.Коммунизма                      призрак                                    по Европе рыскал,уходил            и вновь                         маячил в отдаленьи…По всему по этому                                 в глуши Симбирскародился               обыкновенный мальчик                                                         Ленин.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия