Владимир Климов

Действительно, творчество и для самого Владимира Яковлевича было непрерывным. На заводе его отвлекало множество вопросов и сосредоточиться можно было только изредка. Домой он возвращался часов в восемь вечера, если не задерживался на испытательной станции, о работе которой можно было судить по гулу мотора. Когда неожиданно гул прекращался, Климов тут же шел к телефону справляться, что произошло. Если остановка мотора по регламенту, то все в порядке. Если же что-то с опытным двигателем, установленным на длительное испытание, он уходил на завод. И ждать его было бесполезно, вернуться с работы он мог под утро, а бывало – и через несколько дней. Выявление дефектов после длительных испытаний и работа с военной приемкой были его постоянными заботами.

Но как только выкраивалось свободное время подумать дома, то и жена, и дочь в эти минуты смотрели на него с обожанием. После ужина Вера Александровна кипятила электрический чайник литра на два. Владимир Яковлевич всегда сам заваривал чай, по всем правилам, и, налив себе первую чашку, чуть отпив ароматный напиток, начинал ходить по комнате: от одного угла, вокруг стола, потом до другого угла, а затем обратно. Он ходил размеренным шагом, засунув большие пальцы за жилет и изредка постукивая пальцами по коробку спичек, который постоянно находился у него в жилетном кармане. И домашние уже знали, что в зависимости от ритма постукивания можно судить об удачном или неудачном решении задачи. При этом выражение лица менялось от напряженного до очень довольного. Тогда он начинал поддакивать себе: «Так, так!» Во время хождения он полностью отключался, не отвечал ни на какие вопросы, а на непрошеного собеседника смотрел непонимающим взглядом. За ночь такого хождения выпивался весь приготовленный с вечера чай. Под утро, усаживаясь за стол и записывая или вычерчивая рожденные только что мысли, повторял: «Хорошо, хорошо, очень хорошо!» После таких ночей коллеги Климова замечали его особенно просветленное лицо, живые, смеющиеся глаза.

В первые месяцы учебного года Владимир Яковлевич, как и наметил, пришел в РАИ. И с тех пор связь с институтом стала обязательной частью его системы подготовки и формирования коллектива ОКБ.

Будучи главным конструктором завода и руководителем вновь созданного ОКБ, Владимир Яковлевич не имел возможности преподавать в РАИ, но регулярно – в каждом выпуске – брал на себя руководство несколькими дипломными проектами. Начиная с тридцать шестого года стал членом Государственной экзаменационной комиссии, а впоследствии – ее председателем. Климов поручал – на договорных началах – выполнение некоторых исследований по двигателям на энергобазе кафедры РАИ, когда эти исследования не могли быть выполнены в ОКЦ.

Постоянные перегрузки, частые вызовы в Москву, езда в душном поезде, а потом – холодный волжский ветер привели к тому, что однажды, вернувшись с очередного совещания в столице, вынув из чемодана московские гостинцы и рассказав домашним все новости, Владимир Яковлевич сокрушенно добавил:

– Я, кажется, заболел. И заболел серьезно. Еще с детства всегда предчувствую, когда начинается воспаление легких.

Но все же утром он пошел на работу. Вернулся вечером с очень высокой температурой и слег окончательно. Вера только по рассказам свекрови знала, что в детстве Владимир часто хворал, не раз перенес пневмонию, тяжело переболел воспалением легких по окончании института, но с тех пор его ничто не беспокоило. Он всегда был в форме, пешими прогулками и спортом поддерживал свое здоровье. И только постоянное ворчание матери из-за привычки сына к курению напоминало о болезненном наследии владимирского корня, где практически каждый переболел туберкулезом. Теперь же Вера не на шутку перепугалась. И действительно, несколько дней Владимир находился между жизнью и смертью.

Антибиотики еще не применялись, особых лекарств тогда не было, потому рассчитывать приходилось только на внутренние резервы организма. Температуру снимали уксусными обтираниями да аспирином, а кашель – микстурой, горчичниками и банками. В квартире надолго установился запах камфары.

От больницы Владимир Яковлевич отказался, лежал дома. Два врача и медсестра постоянно наблюдали за ним, высокая температура держалась почти неделю. Вера все это время, не смыкая глаз, дежурила у его кровати, помогая преодолеть нестерпимый жар: смачивала губы водой, без конца меняла на лбу охлажденные марлевые салфетки. И вслушивалась в частое, тяжелое дыхание мужа.

Спустя неделю вернувшаяся из школы Ира увидела мамино лицо и испугалась: Вера Александровна ходила по комнатам, не находя себе места, а глаза были наполнены ужасом. Ира бросилась в комнату отца: на его неподвижном лице с крепко стиснутыми губами были видны закатившиеся глаза. Он часто, с хрипом, дышал. Стоявшая рядом медсестра только развела руками.

– Почему у папы такое лицо? Что с глазами – видны только белки! Температура? – дочь прикоснулась ко лбу отца – он буквально пылал.