Владимир Климов

Тридцать седьмой год в корне изменил жизнь волжского города и завода. Под несмолкающие овации вождю народ утрачивал навык естественного человеческого общения. Пословица «молчание – золото» в те годы обрела иной смысл: только молчание гарантировало жизнь. Как писал Бабель, сегодня человек свободно разговаривает только с собственной женой ночью и под одеялом. Все речи, выступления руководителей перед массами начинались и кончались обязательным восхвалением «отца всех времен и народов товарища Сталина».

Главному конструктору Климову приходилось все чаще выходить на трибуну, выступать перед заводчанами – Владимира Яковлевича приняли и полюбили в Рыбинске, народ с уважением прислушивался к сказанному самим Климовым.

В тот вечер, накануне праздника по случаю двадцатилетия Октябрьской революции, Владимир Яковлевич особенно тщательно готовился к своему выступлению. Назавтра намечено торжественное открытие Дворца культуры их завода – действительно великолепного здания, где наконец-то можно будет появляться, отдыхать после работы, не вызывая ничьих подозрений. И для детей, молодежи там предусмотрено много интересного. Меньше будут праздно болтаться по городу, займутся спортом или музыкой, театром – кружков и секций там будет достаточно. Конечно, это большой праздник для коллектива. Но в зале будут и семьи арестованных совсем недавно, надо найти нужные слова, чтобы не переборщить с «праздничным и светлым».

Жена с дочерью в соседней комнате вертелись перед зеркалом, примеряя новые платья, сшитые специально к завтрашнему дню. Много ли праздников у них было за последние два года – пусть порадуются. Может быть, теперь им будет хоть немного интереснее здесь, в Рыбинске. Во Дворец планируется приглашать популярных артистов, писателей, устраивать общезаводские вечера. Ближайший праздник – встречу Нового года – решено обязательно организовать в новом Дворце.

Ира, зайдя в комнату отца, чтобы продемонстрировать новый наряд, застала его склонившимся над передовицей газеты «Правда» с карандашом в руках:

– Семь, восемь, девять, десять…

– Папа, что ты подсчитываешь?

Не отрываясь от своего занятия, Владимир Яковлевич пояснил:

– Хочу понять, как сейчас принято выступать. Мне завтра придется выходить на трибуну, речь уже подготовил, да забыл про Сталина.

– А при чем здесь Сталин и газета?

– Мое выступление почти такое же по количеству текста, как и передовица. Вот и считаю – сколько раз здесь упомянули Сталина и в каких выражениях. Если я буду опираться только на свое желание, то ни за что не угадаю. А так – совершенно безошибочно пойму сложившуюся систему и традиции.

Во всем, что касалось Сталина, мелочей не было. Любая оплошность грозила серьезными последствиями.

Разговор с дочерью был прерван телефонным звонком. Владимир Яковлевич тут же пошел к аппарату, одновременно шаря рукой по заднему карману брюк и быстро вынимая толстую записную книжку. Пока звонивший представлялся, что-то говорил, Климов, одной рукой придерживая трубку, другой, облокотившись о колено, быстро-быстро перебирал страницы. Найдя нужную страницу, уверенно продолжал: «Да, да, я вас, конечно, помню, Иван Алексеевич, добрый вечер, слушаю…»

Дело в том, что с недавних пор, когда количество знакомых, коллег превысило некую критическую черту, Климов, всегда с большим трудом запоминавший имена и отчества, осознал, что оказался перед нешуточной проблемой. Память окончательно давала сбои в этом вопросе, а допустить этого никак нельзя.

И тогда он раз и навсегда снял проблему, заведя толстую записную книжку, в которой записывал всех знакомых по фамилии, имени и отчеству. Больше никаких сведений в его книжке не было, но и этой помощи оказалось достаточно. Зрительная и ситуационная память у него была блестящей. И больше никогда он не попадал в сложные ситуации, но и никогда, даже дома, не расставался со своей записной книжкой.

В этот раз звонили из Москвы – срочный вызов к наркому. Дежурный, представленный Климову лишь однажды около года назад, был просто поражен памятью конструктора, когда, назвав себя лишь по фамилии, услышал в ответ свое имя и отчество.

Открытие Дворца, как и встреча нового тридцать восьмого года в нем, прошли на славу. После массовых арестов, когда наученные горьким опытом люди почти было замкнулись, новый Дворец культуры нес хоть какую-то отдушину. Дворец был действительно великолепен. Расписан палехскими мастерами, изящно, со вкусом обставлен. Особенно полюбился он молодежи, которая бегала во Дворец на танцы, в кружки, в читальный зал и библиотеку, на спортивные занятия. В прекрасный театральный зал с удовольствием приезжали с гастролями столичные актеры, бывала здесь Рина Зеленая, выступал и Утесов со своим оркестром.

Но, как и всегда, в первую очередь контролировалось наличие общественно-политических дел. Если детский театральный кружок ставил к празднику какой-нибудь монтаж, то непременно звучало: «Нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет» или «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов».