Владимир Климов

Вот вкратце те соображения, которые следовало бы, по нашему мнению, положить в основу здорового, планомерного и успешного развития нашего отечественного авиамоторостроения.

Глава IV Праздновать жизнь? (1924–1930)

Любовь и Вера

Чтобы познать, всего-то и нужно – полюбить. Милосердно, трепетно или страстно, самозабвенно. Великое увлечение – сродни всепоглощающей страсти – вошло однажды в его жизнь, чтобы вести за собой, истязать, даруя высшее наслаждение.

Созданье рук твоих, воплощение интеллекта и ниспосланных свыше грез – оно прекрасно. Совершенное не мастерится, оно улавливается извне, облекается в понятные контуры и даруется человечеству. Истинная поэзия, рыдающая песнь гениального саксофониста, единственное вечное творение живописца, вожделенная мечта. И сын земли Владимирской вознамерился уловить очертания совершенства – идеального двигателя.

Еще совсем недавно – веселый студент, всегда готовый покутить с товарищами в загородном ресторанчике. Однажды ему пришлось бежать ночью от самой Стрельни, что была в районе «Аэропорта», до Таганки, чтобы достать дома денег и вызволить прокутившихся студентов из ресторанного плена. Володя любил веселое дружеское общение, любил оперу, был завсегдатаем лучших театров столицы. Отец, правда, не баловал, денег давал мало, так что посещение галерки было единственно доступным и совершенно обычным делом.

Но теперь Владимир оказался загнанным в очерченный собственной волей, сокрытый от большинства окружающих мир. День складывался из его зримых контуров. Утром, выйдя из дома, он автоматически преодолевал знакомый до мелочей маршрут от Таганки до МВТУ, где его ждали испытания в лаборатории НАМИ, а в назначенное время – студенты в аудитории, затем шел на заседание коллегии в основном здании моторного центра. Отыграв организационно-руководящую роль, направлялся на лекции в Ломоносовский институт, а из Благовещенского переулка, как правило, – в НТО. Иногда ко всему прочему добавлялось и преподавание во вновь открывшейся Военно-воздушной академии, и консультации на каком-нибудь московском заводе, и прочее, и прочее…

Транспорт практически не работал, и весь многокилометровый путь приходилось преодолевать пешком. Ходок он был отменный, к тому же навык моментального переключения на собственные мысли-фантазии усиленно развивал с детства. Потому эти вынужденные бесконечные дороги Климова только радовали: он имел возможность сосредоточиться, поразмышлять в полном одиночестве. И только несколько часов ночного сна Владимир посвящал своему таинству, безмерному и страстному вожделению, что-то вычерчивая, записывая, рассчитывая, улавливая…

К тому времени уже вся семья Климовых, кроме самого Якова Алексеевича, вернулась из Еросова в Москву. Младшим надо было учиться в школе, а старшим – приобретать специальность. На переезде в Москву настаивал Володя. Теперь уже он – старший брат – тянул семью, продолжая стремление отца «всех в люди вывести». Благо возросли и заработки самого Владимира, да и Фрузе удалось устроиться на работу бухгалтером. По возвращении Софья, окончившая гимназию, поступила на медицинский факультет, а Леонид – в МВТУ, избрав своим делом, как и старший брат, авиационные моторы.

Мать была не на шутку обеспокоена долгой холостяцкой жизнью старшего сына:

– Пора тебе, Володя, жениться. Да и внуков хотелось бы увидеть.

Своими нехитрыми разговорами за поздним ужином она вновь и вновь пыталась обратить взор сына к житейским радостям.

Стал наезжать в Москву и отец, но от былого Якова Климова – удачливого мастера – не осталось и следа. Это уже был постаревший, безразличный к жизни человек.

…Как-то днем выдалась пара часов свободного времени, и Владимир решил пообедать дома. Спускаясь по Садовой, он на минутку задержался около бродячих цирковых артистов, неизвестно каким ветром занесенных в голодную безденежную столицу. Лето в других краях кормит, а в Москве только жарой и духотой морит. Около жонглеров, акробатов, клоунов собралось с десяток прохожих, в основном детишки с молодыми мамами. Мини-программа еще не закончилась, а один из малышей вдруг отвернулся и молча направился домой. Изящная миловидная женщина, в которой Владимир узнал старшую дочь Полубояриновых, Веру, недавно переехавшую к родителям, догнала мальчика и стала что-то ему объяснять. С Полубояриновыми, как жильцами дома, снимавшими квартиру у Якова Алексеевича еще с дореволюционных времен, Владимир был шапочно знаком и всегда очень почтительно раскланивался с сестрами и их родителями.