— А вообще жить тут можно. С Лизаветой ладили и с вами будем, — болтала, накладывая на хлеб тонкие кружки колбасы. — Жены у вас нет?
— Нет.
— Ну, дело молодое. Какая, может, и подвернется. Тридцать вам уже?
— Будет, — хмыкнул лейтенант.
— А ты как, лейтенант? — спросил один из летунов.
— Мне без разницы! — отшутился Борис. — Свято место, сам знаешь, пусто не бывает…
— Не скажи, — отозвался второй летун. — Личность тоже кое-что значит.
— Ворошилов посолидней будет, — сказал пехотный офицер.
— Да не о Ворошилове разговор, — поморщился летчик. — Вот лейтенант говорит, кого назначат, тот и главный. Нет, тут не как в армии. Тут показать себя надо.
— Ворошилов еще в Гражданскую показывал.
— В Отечественную надо, — снова поморщился летчик.
— Ну, и ваш в Отечественную ничего такого не сделал, — обиделся пехотинец.
— В Отечественную — Жуков, — тихо сказал, будто подумал вслух, стоявший за Курчевым капитан-артиллерист.
— Не о нашем брате-военном речь, — теперь уже поморщился общевойсковик.
— Да что вы, ребята, чудные, что ли? Или беспартийные? — не выдержал Курчев. — Кто руководящая сила?..
— Да, оно-то так, — ответил общевойсковик, — только перепутано все. Без поллитры не разберешься. Стойте, я покурю пойду.
— Без поллитры — факт, — снова согласился Борис и вспомнил, что у него в пустом платяном шкафу осталась нетронутая «банка» и в сенях пельмени. — «Пригласить их, что ли, напоследок? Да нет. Не трави себя. Уходя уходи — так, что ли, говорят англичане?»