Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста

«Ужасно больно, — сочувствовал он, — что ты столько времени сидишь совершенно один; как идут дела Софьи Васильевны? Долго ли она останется в Берлине? Вот, говорили, отличный предмет, нужно только карандаш и больше ничего, а вот два года подряд С[офья] В[асильевна] все странствует; поставь ей, пожалуйста, эту шпильку в одном из писем».

Но Ковалевский не забывал, что не для того избавил Софу от оков родительской власти, чтобы надеть на нее другие оковы. Он постоянно повторял, что она свободна во всем. Его стремление ничего ей не навязывать Софа истолковывала иногда как полное к себе равнодушие. Оскорбилась она и тогда, когда с опозданием узнала о перенесенной Владимиром болезни.

«Пока ты будешь высылать мне исправно деньги, — ответила она на осторожный вопрос о ее планах, — буду жить за границей, работать по мере сил и на судьбу плакаться не буду. Ты знаешь, что в заграничную жизнь втягиваешься. К тому же твоя последняя болезнь так ясно показала мне, что ты совсем во мне не нуждаешься, что значительно поотбила у меня всякую охоту возвращаться».

Впрочем, вскоре все обиды были забыты; Софья Васильевна стала слать мужу длинные, нежные послания. Как бы оправдывая перед ним свое долгое пребывание за границей, она писала: «Ты человек настолько энергичный и талантливый по самому своему темпераменту, я же, наоборот, такая олицетворенная пассивность и инерция, что, живя с тобой, я невольно начинаю жить только твоей жизнью, становлюсь «примерная жена и добродетельная мать», а о том, чтобы самой что-нибудь leisten57, совершенно забываю». Она понимала, что, регулярно высылая ей деньги, сам Владимир Онуфриевич живет «каторжной жизнью» и, кроме того, себя лишает возможности заниматься наукой. Все это, признавалась Софья Васильевна, вызывает у нее по временам угрызения совести. «Будь ты, как другие люди, — писала она, — дорожи ты удобствами и спокойствием семейной жизни, я бы ни за что не имела храбрости просить у тебя такой жертвы; одела бы на себя смиренно мой Lumpen58 и дала бы мягкой тине семейной и буржуазной жизни затянуть и те небольшие дарования, которыми снабдила меня природа. Но ввиду того, что ты сам всячески разжигаешь мое самолюбие, то я считаю себя вправе [...] жить себе le coeur leger59 там, где это всего благоприятнее для моей работы».

Она писала, что сильно скучает, что мечтает снова путешествовать вместе с Владимиром и что, если он не выберется за границу, она вернется домой, но будет просить, чтобы он потом снова отпустил ее месяца на два — завершить успешно продвигаемое математическое исследование, которое, по мнению Вейерштрасса, «будет принадлежать к самым интересным работам последнего десятилетия».

В ответ Ковалевский слал «диссертации о взаимной свободе», которые только злили Софью Васильевну и вызывали новые недоразумения между супругами.

5

По мере того как расширялось и совершенствовалось производство минеральных масел, все большая часть расходов падала на доставку товара потребителям. Малый удельный вес масел усугублял положение: на каждую единицу товара тяжелым бременем ложилась перевозка тары. И замена деревянных бочек металлическими почти не давала выгоды.

Задумавшись над конструкцией металлических бочек, Ковалевский скоро сообразил, что она ничем не оправдана и продиктована лишь консервативностью человеческого мышления. «Все хотели, — поделился он с братом, — формой железной бочки подражать форме деревянной, делать жестяной бидон в форме деревянного ящика; хотели влить «вино новое», в этом случае железо, в «старые мехи» деревянных привычных форм». Оказалось, что наиболее удобной и экономичной должна быть форма сплющенного шара. Подсчеты показали, что при этом вес тары, а следовательно, и накладные расходы на перевозку одного пуда масла окажутся вдвое меньшими.

Так ко всем своим многоразличным занятиям Владимир Онуфриевич прибавил еще одно: он стал изобретателем. Приняв однажды столь неожиданное направление, его творческая мысль начала генерировать одну оригинальную идею за другой. Софью Васильевну он засыпал длинными письмами, в которых с воодушевлением излагал обширнейшие проекты. Здесь и монорельсовая дорога для перевозок внутри Москвы, и особая электрическая сеть для охраны границы от контрабандного провоза спирта, и даже доставка грузов по рекам, скованным льдом.

О последнем из перечисленных изобретений Ковалевский писал особенно подробно, так что мы можем с большой полнотой проследить за ходом его мыслей.

Во второй половине октября, приехав в Константиново, Ковалевский стал свидетелем необычно раннего ледостава на Волге. Это было подлинное бедствие, ибо миллионы пудов хлеба, направлявшегося вверх по реке, оказались вмерзшими в лед вместе с баржами. Много других, также крайне необходимых товаров стали недоступны потребителю. «Товарищество» тоже несло большой урон: в двухстах верстах от Константинова застрял караван судов, везший на завод шестьсот тысяч пудов нефти.