Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом

Закончилась и еще одна часть его жизни — связанная с Добрыней. Дядя решил крестить Новгород по примеру племянника, и никакие убеждения, что кияне и новгородцы не одно и то же, не убеждали. Казалось, стоит только предложить ильменцам новую веру, и они сами пойдут в воды Волхова. В Новгороде давно христианская община, крещеных немало среди варягов, которые то и дело приходят на службу, среди купцов, что часто бывают в дальних странах, тем более в Византии, много среди самих новгородцев. Главный волхв Богомил Соловей крестить желающих не мешает, значит, не станет возражать и в этот раз.

— Чего ты боишься? Смотри, как кияне спокойно позволили высечь Перуна. И новгородцы смирятся. Там христиан немало.

Владимир вздыхал и думал, что Киев и Новгород — не одно и то же. Одно дело позволять крестить желающих, которых не так уж много, совсем другое враз лишиться старых богов и сменить волхвов на новых священников! Основательно поразмыслив над опасениями племянника, Добрыня вдруг позвал с собой… ростовчан. Князь дивился:

— Да ведь Ростов не крещен, в чем они тебе помощники?

Дядя ухмылялся в усы:

— Я же их не крестить новгородцев зову. Ростов под Новгородом ходит, но давно освободиться хочет. Обещаю, что, коли помогут ильменцев одолеть, станут сами по себе под Киевом ходить. Тебе с того хуже не будет, а мне помощь против новгородцев.

— Пойдут ли ростовчане с тобой? — сомневался Владимир.

— Пойдут. Я с Путятой уже говорил, он своих возьмет, мне хватит.

Пока шли к Новгороду, ильменцы уже прознали о заботе Добрыни. Загудело городское било, созывая новгородцев на вече. Тысяцкий Угоняй объявил о приближении Добрыни. Город ахнул, правитель вел против Новгорода ростовчан! Это было невиданно. Десять лет назад Добрыня выступил против волхвов, заставив Новгород признать главным Перуна против привычного Велеса. Тогда едва смирились горожане, не пошли против князя, поставили в Перыни истукан бога грозы. А Волоса оставили, как и кияне, на торге. Теперь вообще велит славянских богов рушить, идолов их сечь, рубить и в реке топить! Все ждали слова Богомила Соловья. Старец вышел вперед, сурово оглядел толпу, его негромкий голос в мертвой тишине звучал не тише набатного била:

— Не отдадим, как кияне, своих богов на поругание! Ни к чему нам цареградские крестители!

Хорошо зная укрепления города, Добрыня повел свою дружину со стороны Словенского конца. Услышав о том, Угоняй позвал жителей Торговой стороны уйти на противоположную к детинцу. Послушались немногие. Одним не верилось, что Добрыня, которого в Новгороде впервые назвали князем, пойдет против воли города. Другие просто боялись, что их дома пограбят без хозяев. Зато Угоняй со своими быстро разобрали часть Великого моста, чтобы Добрыне не перебраться на другую сторону. Такого в Новгороде не бывало…

Добрыня попытался уговорить ильменцев сдать город без боя, даже на разобранный мост пошел, кричал, чтоб одумались, не препятствовали его дружинникам. В ответ с той стороны ему казали кукиши и даже голый зад, насмехались. Добрыня сердился, топал ногой. Потом на порушенный мост вытащили два потока — камнеметные машины.

Солнце играло на воде множеством солнечных бликов, в мутной воде Волхова плескалась рыба. Далеко на берегу Ильменя переругивались рыбаки, чего-то не поделив. Немолчного гама торга сегодня не было, не до торговли, когда город пополам разделился.

На Торговой стороне увидели, как в поток заправляют большой камень. Стоявший рядом с Добрыней дружинник ахнул:

— Неужто метать станут?!

Стали. Первый камень сильно взял в сторону Людина конца и на мост не попал. Дружинник схватил Добрыню за руку:

— Пойдем, князь, отсюда. Не ровен час попадут…

Но Добрыня стоял неподвижно, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Такого от новгородцев он не ожидал. С Неревской стороны полетел второй камень. Теперь не промахнулись, раздался страшный треск, и возле ног Добрыни провалились доски. Князь отшатнулся, потом бросился с моста поскорее. А сзади с хохотом кричали, что его дом уже порушили, а родню побили. Крик заставил Добрыню снова замереть. Дом порушили?! Родню побили?! Какие после того уговоры?!

Путята, завидев Добрыню, все понял и без слов. Теперь участь той стороны была решена, Добрыня надругательства не простит! Только напасть надо хитро, чтоб своих всех не положить, ведь что на Неревском конце, что на Людином с оружием против встанет каждый.

* * *

Жить спокойно Рогнеде не удалось и в монастыре. Даже матушка Ирина подивилась, что за судьба такая? Если что-то случалось, там обязательно оказывалась инокиня Анастасия.

Рогнеда показала себя, когда возили на торг запасы и рукоделие, сделанные монахинями. Все тот же тщедушный мужичок Ефим по прозвищу Косой, потому как его глаза смотрели в разные стороны, с помощью сестер погрузил в сани большую бочку с солеными огурцами, которые всегда удавались монахиням, а потому пользовались спросом, и широко перекрестился:

— Ну, с богом!