В конце первого дня совещания составили список вопросов делегатов к ЦИК Советов. Ответ, полученный на следующий день, вызвал всеобщее возмущение. «С трудом удалось присутствовавшим рабочим-большевикам, – говорится в отчете, – сдерживать фронтовиков». В конце концов
В опубликованном отчете о совещании нет ни малейших следов присутствия на нем большевистских лидеров. А вот о том, кем были те рабочие-большевики, которые собрали делегатов и, по сути, определили ход обсуждения, говорит уже знакомая нам подпись секретаря совещания: Виктор Николаевич Нарчук.
Необходимо отметить, что для тех, кто нашел отмычку для анализа поступков Ленина в его, якобы, «безудержном стремлении к власти», рассказ Шотмана о скором «премьерстве» Владимира Ильича стал сущей находкой. Но вот беда: в том, что события ведут именно к такому результату, были уверены не только Лашевич и Ленин. Даже его непримиримый оппонент Милюков полагал, что после июльских событий «за Керенским уже вырисовывался либо Корнилов, либо Ленин». По всем своим «законам», считал он, революция – если Корнилов не остановит ее силой оружия, – неизбежно докатится до логического конца, до реализации своих требований, которые в сознании масс все более связывались с именем Ленина. Поэтому альтернатива и сводилась к этим фигурам: или Корнилов, или Ленин. И затяжка с решением главных вопросов революции – о мире, о земле, о национальном и государственном устройстве России – все более склоняла чашу весов в пользу Ленина. Ибо «чем дальше, тем больше выяснялось, – отмечал Павел Николаевич, – что во многих вопросах нельзя далее ждать, ибо ожидание было равносильно
Наверное, о тех же «законах» революции, хотя и по-иному, говорил Шотману и Владимир Ильич. Разница лишь в том, что приведенные выше строки Павел Николаевич написал уже в эмиграции, спустя много лет. А тогда, в июле, он был непримирим. «Мы считали необходимым, – заявлял Милюков, – чтобы министр– председатель [Керенский] или уступил место, или во всяком случае взял бы себе в помощники авторитетных военных деятелей. И чтобы эти авторитетные деятели действовали с подобающей самостоятельностью и независимостью». На заседании кадетского ЦК 19–20 июля его предложение об установлении диктатуры без «социалистов» поддержали П. И. Новгородцев, А. А. Кизеветтер, Д. Д. Протопопов. Но большинство ЦК, особенно провинциалы, настаивали на том, чтобы коалицию сохранить. Общие опасения сформулировал самарский кадет А.Васильев: «Уход социалистов – это крах армии, бунты в городах, поджоги в деревнях». Но, что еще важнее, такой же точки зрения придерживался английский посол сэр Джордж Бьюкенен: «Кадеты не имеют на своей стороне армии, а потому для них преждевременно принять на себя управление с надеждой на успех». Значит оставалось, как выразился Милюков, – «наименьшее зло» – Керенский[720]
.В конце концов после сложных интриг, шантажа отставками, ночных переговоров в Малахитовом зале Зимнего дворца с членами ЦК кадетов, радикальных демократов, народных социалистов, эсеров и меньшевиков, заявив о том, что он будет подбирать членов кабинета
Оставив за собой пост премьера, военного и морского министра, он включил в него двух эсеров – Н. Д. Авксентьева (министр внутренних дел) и В. М. Чернова (министр земледелия), двух народных социалистов – А. С. Зарудного (министр юстиции) и А. В. Пешехонова (министр продовольствия), двух меньшевиков – М. И. Скобелева (министр труда) и А. М. Никитина (министр почт и телеграфов). «Нефракционный социалист» С. Н. Прокопович стал министром торговли и промышленности. Вчерашний кадет, а теперь «радикальный демократ» Н. В. Некрасов занял пост заместителя премьера и министра финансов; второй «радикальный демократ» И. Н. Ефремов – председателя Малого Совета министров и министра государственного призрения; кадеты П. П. Юренев – министра путей сообщения, С. Ф. Ольденбург – министра просвещения, А. В. Карташев – обер-прокурора Синода, а ближайший соратник Милюкова Ф. Ф. Кокошкин – государственного контролера.