Владимир Маяковский. Роковой выстрел

Конечно, смерть Маяковского нельзя объяснить пустыми рассуждениями А. Суркова: «Чтобы утвердить себя на этих позициях, он организует выставку – показ своей двадцатилетней борьбы за новую поэзию новой действительности. (На выставке, несмотря на приглашения поэта, никто из членов Правительства не побывал. – А.М.) Он ищет новых союзников и соратников и вступает в Российскую ассоциацию пролетарских писателей. Но ее руководители, зараженные навыками сектантства и догматизма, не могли создать для поэта атмосферу товарищеской чуткости и доброжелательства, не смогли уничтожить образовавшийся вакуум одиночества, усугубленный осложнениями личной жизни и болезнью. И случилось так, что выстрел 14 апреля оборвал жизнь поэта».

Как просто – не сумели, не создали, одиночество, болезнь… Как это ни прискорбно, но драма Маяковского, на мой взгляд, вписывается в ряд многих поэтических запредельных судеб. Какой-то непонятный механизм таинственным образом связан с природой этой профессии, с тем, что настоящий поэт живет эмоциями, и все, что идет не в унисон этим эмоциям, его вдруг ломает. Бывает, такая тоска накатывает. И начинается не переводимое на другие языки славянское «душа болит». Человек с нормальной толстой кожей, конечно, не воспринимает окружающее так остро, как художник, по своей природе абсолютно открытый миру.

Решение уйти из жизни в подавляющем большинстве случаев – дело интимное, замкнутое: закрыться в комнате и никого больше не видеть. Но мы никогда не узнаем, что на самом деле происходило с Владимиром Владимировичем. Самоубийство всегда связано с глубокими слоями психики. Это был очень крупный поэт с абсолютно незащищенной эмоциональной жизнью. Духовный мир человека, особенно унесенного навсегда в вечность, – загадочный и холодный космос» (с. 201–212.)

Так завершил свое исследование судмедэксперт Маслов.

Но закончим мы словами В.Б. Шкловского, который мог ошибаться в истории с пулей и направлении выстрела, но не в сути происходившего. И эти слова Шкловского поразительно соответствуют мнению очень несимпатичного ему, особенно после поздних «Людей и положений», Пастернака.

Но мы имеем в виду сейчас «Охранную грамоту», там, где Пастернак писал о смерти Пушкина и Маяковского, как смерти на вершине поэтической удачи.

Шкловский сказал: «И я считаю, что Маяковского… решила его судьбу поэма «Во весь голос». Он не решился бы умереть в упадке. Он очень устал. Он был не согласен. Но ему нужно было умереть, но он не мог бы умереть побежденным.

Д: С чем не согласен?

Ш: С ходом…

Д: Истории? Уже?

Ш: Да. А ему надо было умереть героем. Он написал «Во весь голос», показавши сохраненного человека, вдохновенного человека, и умер, обставив место своей гибели фонарями и давши ложный адрес гибели – любовный».

Так сложно переплелись здесь правда и ошибки памяти, личные отношения людей, слухи и домыслы, следственные документы и судебно-медицинская экспертиза.

И все-таки кажется, что сквозь общие для всех самоубийц медицинские и патологоанатомические подробности самые близкие люди к Маяковскому вновь в очередной раз сумели оставить нам то, что отличает поэта от простых смертных. И патанатомия в этом только лишь позволила убедиться, отвергнув все непрофессиональные и не всегда чистые домыслы и выдумки.

Смерть В. Маяковского глазами близких и врача [126]

Особого типа документом является материал, который собирался видным патологоанатомом и исследователем структуры человеческого мозга Г.И. Поляковым. Мы приводим текст по изданию Государственного музея Маяковского. В нашем случае важно, что в параллель к дискуссии между журналистом В. Скорятиным и судмедэкспертом Масловым вводится текст, написанный в период, когда теорий убийства и т. п. еще не было. Хотя, как следует из документов, работа над собиранием материалов о характерологии Маяковского велась автором с 1933 г., наиболее активная фаза и завершение работы могут датироваться 1936 г., т. е. сразу после сталинских слов о Маяковском. По-видимому, это надо учитывать при оценке рассказов современников и близких поэта. Приводимые здесь материалы являются профессиональным медико-психологическим дополнением к рассказам современников поэта, напечатанным в открытой печати либо ставшим известными, как устные мемуары В. Ардова, уже через много десятилетий после приводимых записей.

Л.К.

Г.И. Поляков ХАРАКТЕРОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК