Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»

Было уже поздно, и он обнаружил, что ворота закрыты, а все двери заперты, и потому ему пришлось в кромешной тьме перелезть через забор, после чего проявить чудеса ловкости и изворотливости, чтобы добраться до своего номера. На следующее утро он обнаружил, что дважды лишь чудом не наступил на оголенный высоковольтный провод. Но в тот утренний час уже другое, страшное событие заслонило собой все страхи, тревоги и вообще ВСЕ.

Итак, открыв глаза, Владимир сразу увидел лицо Огонькова и подумал, что произошло нечто очень серьезное. Борис сидел на кровати, скрестив под собой ноги.

— Что случилось? — спросил Владимир товарищей.

— Кажется, рашн футболу пи…ец, — мрачно ответил Кузнецов.

Тем временем Михаил, сложив в чемоданчик вещи, не сказав ни слова, открыл и закрыл за собой дверь. Маслаченко вышел на балкон и вдруг увидел, как от ворот здания в сопровождении трех высокого звания офицеров милиции идет Стрельцов с забинтованной и подвешенной рукой.

Вскоре стало известно, что об инциденте со знаменитым футболистом доложили на самый верх, что лично Хрущев распорядился наказать но максимуму. Возможно, поэтому никто из спортивных руководителей, даже динамовских, разумеется имевших самые тесные связи с милицией, не пытался отстоять Стрельцова — выдающегося игрока, но простодушного и легкомысленного парня, успевшего подустать от славы, монотонности и связанными с ней тяготами спортивной жизни, не имевшего ни любимой преданной девушки, ни настоящих друзей. Возможно, сыграло роль и то, что динамовцы, давно желавшие и старавшиеся увидеть его в своих рядах, так с ним ни о чем и не договорились. Как-то московское «Торпедо» два раза подряд встретилось с тбилисскими динамовцами — на первенство СССР и Кубок.

И тогда в среде болельщиков пошла гулять шутка сатирика Евгения Кравинского: «Как чувствуют себя тбилисские динамовцы на следующее утро после встречи с торпедовцами?» Ответ: «Как в утро стрелецкой казни».

Под суд отдали одного Стрельцова, а футбольная жизнь Татушииа и Огонькова закончилась, их дисквалифицировали, с них сняли звание «Заслуженный мастер спорта». Их оставили без средств к существованию. Через несколько лег их простили, разрешили играть в футбол. Но они, конечно, уже растеряли все. Огоньков умер в забвении и бедности, пролежав неделю мертвым в своей однокомнатной квартире. Татушин какое-то время выступал за кишиневский «Буревестник», и Маслаченко однажды довелось играть против него.

На суде над Стрельцовым доводы обвинения рассыпались на глазах, но все знали: «есть указание». Стрельцову дали срок больше максимального, предусмотренного статьей за групповое изнасилование: двенадцать лет вместо десяти. Хотя дело тянуло самое большое на пятнадцать суток. А тут еще адвокат Стрельцова передал кому-то по неосторожности слова, сказанные его подсудимым в беседе с ним: «Знать бы, что все так обернется, остался бы в свое время за границей». Такое не прощалось, хотя эти слова были сказаны явно сгоряча. Но, видимо, они гоже повлияли на приговор. Сейчас абсурдность обвинения и приговора еще более очевидна, чем тогда: насильнику не установили бы памятник.

Он сидел тяжело, мучительно, ему не давали играть в футбол. Посетивший его в колонии Александр Медакии привез футбольный мяч, но Стрельцову его не передали. Всеведущие паханы знали, что есть команда из Москвы прикончить его, но они не дали — оберегали. Об этом спустя много лет Стрельцов рассказал Маслаченко, когда они возвращались из города Дзержинска после одного из матчей команды ветеранов футбола. Паханы тоже понимали, что Эдик — наше национальное достояние и наша гордость.

Когда его посадили, ему был двадцать один год, когда освободился — двадцать девять. И все же он вернулся в команду.

Стрельцов заметно погрузнел, утратил былую скорость. Но был все так же великолепен в обращении с мячом, а давал пасы, видел поле, читал игру — еще лучше, чем прежде. Значит все эти годы он жил футболом, непрестанно думал о нем. Однажды в Лужниках, на каком-то матче торпедовцев, в котором Эдуард не участвовал, я сидел за его спиной. За один тайм он выкурил четыре сигареты. Умер он от рака в 1997 году. Ему было 60 лет. Памятник великому футболисту установили на стадионе «Торпедо», который теперь носит имя Эдуарда Стрельцова.