Владимир Мономах, князь-мифотворец

Хотя перспективы занятия Владимиром Мономахом киевского стола, как мы можем заключить из его «размышлений», в этот момент были весьма призрачны, в исторической литературе широко обсуждалось предположение о том, что Мономах имел возможность получить киевский стол в 1093 г. Автором этой гипотезы стал В.Н. Татищев, который во второй редакции «Истории Российской» писал: «Владимир после смерти отца своего хотя киевлянами прошен был приять престол, но, рассудив, что то весьма многотрудно, мимо более старейших Святополка и Святославичев приять, поскольку те по старшинству отцов их имеют причину того требовать, и без войны междоусобной миновать не может, послал к Святополку Изяславичу в Туров объявить о смерти отца своего, дабы он, яко старейший из братии, пришед, престол русский принял; а сам поехал в Чернигов»^{128}.

Здесь мы имеем только творческую интерпретацию историком летописного сообщения: оно концептуализировано таким образом, чтобы представить Мономаха поборником иерархического принципа наследования в княжеском роду, который позже, в XIX в., станет одной из составных частей родовой теории. Однако если судить по «Повести временных лет», «легитимизм» Мономаха имел свои пределы: по существу, он ограничивался только персоной Святополка Изяславича, тогда как упоминания о правах Святославичей, которые по-прежнему исключены из политической жизни «Русской земли», в летописи нет — напротив, древнейшие списки «Повести временных лет» (Лаврентьевский и Ипатьевский), неизвестные историку, по меньшей мере, позволяют предполагать, что киевляне приветствовали вокняжение в Киеве Святополка, хотя эта летописная формула выглядит «этикетной» при сравнении ее с аналогичной формулой под 1069 г., использованной в описании вторичного вокняжения в Киеве Изяслава Ярославича.

Тем не менее «избыточная информация» Татищева — то есть историографический факт, а не материал источника — получила дальнейшее развитие в трудах исследователей. Например, С.М. Соловьёв считал, что «по смерти отца Мономах не встретил бы никакого препятствия со стороны граждан, если бы захотел тотчас занять престол отцовский», а Д.И. Иловайский писал, что киевляне «выражали желание иметь князем мужественного Владимира Мономаха»; эту же мысль повторил М.К. Любавский, отметивший, что киевляне «стали было приглашать его сесть на великом княжестве», но «Мономах наотрез отказался»^{129}. Как видим, с течением времени мнения становились все категоричнее, однако источники не дают оснований для утверждений подобного рода, как, впрочем, и для альтернативных предположений о том, что Мономах, чья личность якобы ассоциировалась с непопулярной политикой Всеволода Ярославича, не пользовался поддержкой киевской аристократии, которая предпочла ему Святополка^{130}.

Если бы Мономах действительно захотел остаться в 1093 г. на княжении в Киеве, то он сумел бы и найти сторонников, и устранить недовольных, а если бы у него не было такой возможности, то помещать в летописи его «рассуждение» на эту тему и вовсе было бы бессмысленно. Скорее всего, князь просто выбрал иную политическую альтернативу, предпочтя обзавестись не потенциальным врагом, а потенциальным союзником, который мог бы помочь ему противостоять и половецкой экспансии, и враждебным действиям Святославичей, тем более что последний из Изяславичей, лишенный Новгорода и Волыни, серьезной угрозы интересам Мономаха, по-видимому, не представлял.

Святополк прибыл из Турова в Киев 24 апреля 1093 г., и, как пишет летописец, «вышли навстречу ему киевляне с поклоном, и приняли его с радостью», однако едва он успел сесть на «столе отца своего и дяди своего», как допустил первую политическую ошибку, отказавшись от мирного соглашения, предложенного половецкими ханами и посадив «в поруб» направленных к нему послов. В ответ половцы пошли на него войной, и Святополк, даже отпустив послов на волю, не смог умиротворить их. Князь собирался противостоять кочевникам, имея всего лишь 700 «отроков» (младших дружинников), но «разумные мужи» посоветовали ему обратиться за помощью к Мономаху, который стал собирать войска вместе со своим младшим братом Ростиславом, княжившим в Переяславле.