Читаем Владимир Набоков: pro et contra. Том 1 полностью

где кроме одинакового полуударения и изумительной аллитерации на «тр», на «л» и на «н» есть редчайшее созвучие двух разных грамматических форм, которого эпитетами «morning» [35]и «more tremulous» [36], конечно, не передашь без надлежащего объяснения.

28. Анакреон живописи.

Судьба этого забытого Альбана, или Альбани (чья невозможная «Фебова колесница» все еще украшала меблированные комнаты Средней Европы моих двадцатых годов), была бы ни с чем не сравнима — если бы ее не разделили в соседней области искусства бездарные французы-рифмачи, Вольтер, Жанти Вернар, Лемьер, Делавинь и сотни других упоминавших «l'Albane»с дрожью в зобу наряду с величайшими итальянскими художниками. Оттуда «кисть Альбана» перешла как модная формула в лицейские стихи Пушкина. Наши пушкинисты находят странным ретроспективное замечание «Хотелось в роде мне Альбана бал петербургский описать» (5, XL), но ничего нет странного в том, что пушкинисты, не знающие французской словесности или не учитывающие французской подоплеки русской словесности, многого могут в Пушкине не понять.

Лагарп в своем «Курсе» говорит по поводу «Свадьбы Фигаро»: «Этот прелестный паж меж этих прелестных женщин occup'ees `a le deshabiller et `a le rhabiller(ср. „одет, раздет и вновь одет“, 1, XXIII) est un tableau d'Albane» [37]и когда Пушкин в главе пятой вспоминает главу первую и уединенный cabinet de toilette(ср. Парни: «void le cabinet charmant o`u les Graces font leur toilette» [38]), откуда Онегин выходит «подобный ветреной Венере», нетрудно увидеть сквозь это прозрачное воспоминание ту картину Альбана, которая известна в бесчисленных копиях как «Туалет Венеры». По струе быстрых стихов ветреная реминисценция слилась с петербургским балом и тамошним essaim fol^atre des d'esirs [39].

29. И даже честный человек: / Так исправляется наш век.

6, IV. Еще Лернер в добродушных своих заметках указал, что первая из этих двух строк представляет собой перевод известной фразы в конце «Кандида». Но, кажется, никто не отметил, что и последняя строка — из Вольтера, а именно, из примечания, сделанного им в 1768 г. к началу четвертой песни «Женевской Гражданской Войны»: «Observez, cher lecteur, combien le si`ecle se perfectionne» [40].

30. Planter ses choux comme Horace; les augurs de Rome qui ne peuvent se regarder sans rire.
[41]

Эти два стертых пятака французской журналистики были уже невыносимы и в русской передаче, когда их употребил Пушкин («капусту садит, как Гораций», 6 VII, и «как Цицероновы авгуры, мы рассмеялися…», Пут. О., «XXXI»). Тут было бы так же бессмысленно приводить, что именно Гораций говорит о своих овощах olus(что включает и brassicaи caule), как и рассуждать о том, что Цицерон говорил собственно не об авгурах, а о занимающихся гаданием на ослиных потрохах.

31. Художник Репин нас заметил.

Александр Бенуа остроумно сравнивал фигуру молодого Пушкина на исключительно скверной картине «Лицейский экзамен» (репродукция которой переползает из издания в издание полных сочинений Пушкина) с Яворской в роли Орленка {136}. За эту картину Общество им. Куинджи удостоило Репина золотой медали и 3000 рублей — кажется, главным образом потому, что на Репина «нападали декаденты».

32. Люблю я очень это слово (vulgar).

Сталь, в примечании на с. 50 (изд. 1818 г.) 2-го тома «О литературе» говорит, что в эпоху Людовика XIV «это слово, la vulgarit'e [42], еще не было в ходу; но я почитаю его удачным и нужным». Не знаю, заметил ли кто пушкинскую interpolatio furtiva [43]в строфе XVI главы восьмой: «Оно б годилось в эпиграмме…» Мне представляется совершенно ясным, что тут шевелится намек на звукосочетание «Булгарин — вульгарен — Вульгарны» и т. п. Незадолго до того (в марте 1830 г.) появились в «Северной Пчеле» и грубый «Анекдот» Булгарина, и шутовской его разбор главы седьмой. Эпитет vulgarПушкин употребляет (в черновой заметке) и по отношению к Надеждину, которого он встретил у Погодина 23 марта 1830 г.

33. Перекрахмаленный нахал (8, XXVI).

В этом стихе, со столь характерным для Пушкина применением тонких аллитераций, речь идет о кембриковом шейном платке лондонского франта. Моду крахмалить (слегка) батист пустил Джордж Бруммель в начале века, а ее преувеличением подражатели знаменитого чудака вызывали в двадцатых годах насмешку со стороны французских птиметров [44].

34. Тиссо.
Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже