Владимир Ост. Роман

Владимир снова устремил исполненный нежности взор на заметку в газете и подумал: вот идея этой маленькой статьи, вернее, то, в какой форме изложить материал статьи, – это ведь тоже пришло к нему неведомо откуда и совершенно неожиданно. И как только стало ясно, в какой форме он будет излагать, тут же отсеялись лишние детали, и в голове четко улеглось содержание, которое войдет в текст. Точно так же будет и с картиной.

На сегодняшний день понятно лишь, что на полотне должно быть изображено нечто связанное с христианством, православием. И дурак может допереть, что в Академии Ильи Смотрова такая тематика проканает на ура, подумал Осташов. Может быть, взять какой-нибудь сюжетец из Писания? Вечные, веками актуальные темы. Беспроигрышный вариант. В этот момент Владимир поймал себя на чувстве отвращения и брезгливости – слишком уж циничным получился подход к священному делу. Но с другой-то стороны, размыслил он, заметка про ястребов в Кремле – тоже конъюнктурщина чистой воды. По изначальному замыслу. Зато как классно в конце концов получилось. От души, от сердца.

«Будем подождать, – принял решение Владимир. – Будем потихоньку думать про картину и одновременно займемся более доходным делом».

Осташов взялся за телефонную трубку и набрал номер «Граунд плюса».

Анны на работе не оказалось. Пришлось пообщаться с Ией.

Варианты, которые она предложила, Владимир оценил как очень даже перспективные. Он достал из ящика письменного стола свои бумаги с номерами телефонов знакомых маклеров и сотрудников риэлтерских фирм и принялся пристраивать недвижимость в хорошие руки. И это занятие так увлекло его, что он не заметил, как за окном стемнело.

Мать, вернувшуюся с работы, он встретил у порога с «Комсомолкой» в руках.

Она, разумеется, пришла в восторг. И, конечно, схватилась за телефон, чтобы поболтать с подругами.

И сегодня разговоры длились дольше обычного.

Осташов все это время невидящим взором смотрел телевизор и размышлял, звонить или не звонить Аньчику.

Когда мать, потягиваясь, сказала наконец последнее «Пока», на часах было без четверти десять. Владимир тут же схватил горячую, едва ли не дымящуюся трубку и набрал домашний номер Русановой.

– Привет, Аньчик!

– Это не Аня, это ее мама.

– Ой, извините, у вас голоса похожи. Я – Володя, ее… друг. А можно…

– Аню? Да. Сейчас, Володя, я скажу ей.

Через несколько секунд трубку взяла сама Анна. И голос ее был совсем не так любезен, как голос мамы.

Разговора, по сути, не получилось. Она лишь сказала, что дела у нее нормально, а затем наглухо замолчала. Все, как обычно, и только еще хуже. Осташов пытался острословить и всячески разыгрывать оптимизм, но это ему не очень-то удавалось. В конце концов, он стал велеречиво прощаться. Однако и теперь Анна не отвечала. Он даже подумал, что на линии произошло разъединение, и несколько раз окликнул ее.

– Я слушаю тебя, – наконец спокойно сказала Анна. – Что еще скажешь?

Владимир чувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Он попытался собраться с мыслями. Надо было срочно придумать, что ей сказать интересного, но в голове, как назло, был вакуум.

Между тем, он мог бы не напрягать свое серое вещество, если бы знал, что в действительности Русанова его не слушала.

Одетая в вельветовые джинсы и свитер, она стояла у окна своей комнаты и вспоминала давнишние годы.

Звонок Осташова отвлек ее от чтения дневников. С двенадцати лет она почти каждый день аккуратно вносила краткие записи в толстый коричневый блокнот. Когда Русанова была в десятом классе, блокнот был уже полон, и она сменила его на серую книжицу. Звонок отвлек Анну от первой, коричневой, тетрадки, с которой она перед этим сидела в кресле у окна, но не отвлек ее от воспоминаний.

С восьмого этажа, на котором жила семья Русановых, двор был как на ладони: сквозь сетку голых ветвей высоченных деревьев виднелись тщательно очищенные от снега дорожки, исправные детские качели, целые, ни в одном месте не проломленные лавочки и песочницы с грибками, новенькие футбольная и баскетбольная площадки. В этом дворе всегда был образцовый порядок. В советские времена здесь тротуары всегда были не то что чистые – их летом красили в серый глянцевый цвет. А зимой дворники ровняли сугробы по ниточке с отвесом. Потому что здесь жил сам глава государства, генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. По соседству селили в основном семьи высших чиновников и обслуживающего персонала Кремля.

Анна, учась в младших классах, встречала Брежнева во дворе дома: он выходил на прогулки в сопровождении одного охранника. Здоровался с людьми первым, пожимал руки, интересовался, как жизнь. В те времена правитель страны мог себе позволить роскошь общения с малознакомыми соседями по двору, держа под боком лишь одного телохранителя.