Владимир Павлович Врасский

Тут нельзя не заметить, что для Врасского родина — не только в этом изречении, но во всех его мыслях и делах — была на первом плане. А что касается поисков желанной пользы для себя, то это у него тоже не было связано с чисто эгоистическими стремлениями. Мы можем смело утверждать, что Врасский не был в плену у слепой корысти. Напротив, вся его деятельность как ученого-рыбовода представляется добрым примером бескорыстного трудолюбия.

К трудолюбию у него прибавлялось другое замечательное свойство — настойчивость в достижении цели. Первые неудачи не охладили его. Пусть опыты с рыбьей икрой и молоками не дали пока никаких результатов, но они, во-первых, были полезны как урок, как ошибки, на которых учатся; во-вторых, они заставили экспериментатора усомниться в истинности и в полноте тех знаний, в которые он верил до этих опытов. В этот период Врасский основательно подверг сомнению рекомендации Коста, Фрааса и других теоретиков рыбоводства. А от сомнений он, естественно, переходил к активному самостоятельному поиску. Без этих начальных шагов, еще неуверенных и шатких, очевидно не было бы тех важных открытий в науке и практике рыбоводства, которые сделал этот смелый и талантливый человек.

Осенью 1854 г., как и в предыдущую осень, Врасский опять начал опыты над форелью. Эта рыба особенно занимала его. В случае удачи он мечтал заселить гатчинской и радужной форелью все валдайские реки и озера с родниковой водой.

Со времени первых опытов в помещении, где проводилась работа по искусственному разведению рыбы, произошли некоторые усовершенствования. Они заметно меняли всю технологию процесса, если можно в данном случае говорить о технологии. Оплодотворенная икра содержалась уже не в блюдах и тарелках, как раньше, а в сравнительно просторных цинковых аппаратах, в которых вода обменивалась более равномерно.

Воду таскали ведрами с речки Пестовки, до которой от господского дома было сотни три шагов, если не больше. Это было тяжело и невыгодно. Потом стали подвозить воду в бочке на лошади, но и это требовало много хлопот и времени. Врасский понимал, что на плечи его помощников легла нелегкая ноша. И он задумывался над тем, как облегчить их труд и сэкономить их силы для более полезной работы, а главное — как обеспечить постоянный ток воды, необходимый для выведения рыб.

Сначала он хотел провести воду прямо в дом, в свой рабочий кабинет, переоборудованный под рыборазводное помещение. Но почти невозможно было приобрести водопроводные трубы. В то время во всей России существовали только давнишний самотечный водопровод в Новгороде и мытищинский водонапорный в Москве. В Петербурге едва приступили к строительству системы водоснабжения. Поневоле приходилось рассчитывать только на самодельные деревянные трубы.

Врасский знал, что и деревянный водопровод тоже потребует немало труда и забот. Но надо было строить. И он стал чаще бывать на берегу речки Пестовки, раздумывая над тем, как лучше подвести воду прямо к цинковым ящикам, в дом или, на худой конец, к самому дому. И тогда пришла другая мысль — соорудить па речке пруд, а у пруда, ниже плотины, построить специальный домик для искусственного размножения рыбы. В таком случае проблема водопровода уже не представляла большой трудности. Его можно было построить намного проще и дешевле.

Для Врасского это была новая находка. Она была тем более приятна, что в ту осень в Никольское пришла

первая удача: в цинковых аппаратах с водой появились личинки форели. Их вывелось немного — всего десятка три-четыре из тех тысяч икринок, которые были помещены в сосуды. Но все-таки появились на свет живые существа. Через несколько дней личинки превратились в мальков, которые стали расти, развиваться. И это было радостным событием для рыбовода.

С тех пор Владимир Павлович, быть может, дольше обычного стал задерживаться в помещении, подсаживаясь к металлическому ящику и наблюдая за жизнью мальков. Он бросал в воду мелкие крошки рубленого мяса и смотрел, как форельки мгновенно ловят их в воде. И вот что было замечено: мальки хватали корм только тогда, когда он, оседая на дно, двигался в воде. Как только движение мясных крошек прекращалось, мальки пе дотрагивались до них, совершенно не брали корм со дна. Врасский в те дни не знал, что такое поведение могло обернуться против самих рыбок.

Так оно и случилось. Вслед за первой радостью к молодому новгородскому рыбоводу опять пришли огорчения. Началось это с гибели одной выведенной им маленькой форели, которая задохлась в тесной посудине.

Казалось бы, что за беда, если заснул один малек? В природе их гибнет бесчисленное множество. Но ведь если хорошенько разобраться, то и те мальки, что гибнут миллионами, жалости достойны; здесь же погибло подопытное существо. Эта переставшая дышать молодая форель отнимала у Врасского какую-то долю надежды. Она заставляла начинающего ихтиолога недоумевать: отчего это могло случиться? И не грозит ли такая опасность остальным малькам?