Путин был обязан также считаться с предельно жесткой позицией командования Вооруженных сил и — хотя бы поэтому — не мог отдать приказ об одностороннем прекращении военных действий. Премьер-министр прекрасно понимал, что для избавления в будущем от неограниченного влияния «семьи» и близких к ней олигархов нужно, опираясь на армию и спецслужбы, создать на вершине исполнительной власти параллельную структуру. Поэтому он стал первым председателем российского правительства, добившимся молчаливого согласия Ельцина на фактическое переподчинение себе всего «президентского блока». «семья» слишком поздно разгадала тактику нового фаворита. Осенью 1999 года члены ельцинского клана, еще недавно крайне пессимистично настроенные и не верившие в возможность создания накануне выборов выгодной для них политической ситуации, ликовали в предвкушении близкой победы. Но они хотели быть твердо уверены в готовности Путина неуклонно следовать избранному ими курсу, направленному на консервацию существующих порядков. Понаторевшая в интригах и разного рода политических комбинациях «кремлевская гвардия» после неудачных опытов с Лебедем, Немцовым и Степашиным сделала ставку на Путина вовсе не для того, чтобы в дальнейшем разочароваться в нем. Президентская команда несомненно хотела подстраховаться и в случае попытки премьер-министра найти собственную политическую нишу и отстранить от себя прокремлевскую номенклатурно-политическую группировку оказать на него давление. Но Путин, как известно, совершенно не опасался за свое доброе имя, поскольку его биография не представляла никакого интереса для собирателей компромата. Правда, в период обвальной приватизации ни один чиновник высшего и среднего звена, занимавшийся проблемами собственности, не мог быть абсолютно «чистым», поэтому вряд ли стоит удивляться появлению в некоторых СМИ сообщений о том, что «семью» и Путина связывают общие неблаговидные дела.
Путин уделял повышенное внимание сфере внешней политики еще и потому, что дряхлеющий на глазах Ельцин не справлялся со своими прямыми обязанностями, вел себя неадекватно во время зарубежных визитов и часто нарушал правила дипломатического протокола. Так, в Китае он угрожающим тоном заявил в присутствии председателя КНР Цзян Цзимина, что Западу не следует забывать о наличии у России ядерного оружия. На саммите государств — участников ОБСЕ в Стамбуле Ельцин, задетый до глубины души выдвинутыми против России обвинениями в применении «чрезмерно жестких» методов борьбы с чеченскими сепаратистами, внезапно прервал переговоры со Шредером и президентом Франции Жаком Шираком и отбыл на Родину. Внутри страны Путин мог сколько угодно приказывать «мочить бандитов в сортире», но за рубежом он вел себя как настоящий дипломат. В Турции он попытался убедить представителей Евросоюза и США не принимать всерьез бестактную выходку Ельцина и в результате сумел добиться смягчения многих формулировок в итоговом документе. Вместе с тем в своих оценках жесткой линии Запада по отношению к России он был не менее резок, чем Ельцин, о чем говорит хотя бы проведенная им аналогия между авианалетами российской авиации на Чечню и натовскими бомбардировками Югославии. Президент и премьер-министр предупредили западных лидеров о недопустимости вмешательства во внутренние дела России и пренебрежении ее национальными интересами и обвинили их в незнании «истинного положения дел» и подлинных причин конфликта. Соотечественников, обеспокоенных угрозой международной изоляции России, премьер-министр заверил в том, что после «победы» в Чечне лично отправится в турне по странам Западной Европы и в течение двух недель добьется нормализации отношений с ними.