Владимир Святой (3-е издание)

Но варягами на Руси называли не одних скандинавов. Варяжские дружины были разнородны: помимо скандинавов, они включали в себя балтийских славян, балтов, потомков кельтских народов, живших на южном побережье Балтики. В отличие от многих других стран Европы Русь не представляла собой объект целенаправленной норманнской экспансии. Сюда устремлялись не для того, чтобы захватить землю, а для того, чтобы поживиться. Путей для этого было несколько: либо прямой грабеж, либо, чаще, торговля — и не только по торговому пути «в Греки», но, главным образом, по «великому меховому пути»; на него выходили также через Ладогу и Новгород. Этот путь — через Волжскую Болгарию и Хазарию — вел в сказочно богатые страны Востока. Немалую выгоду для варяжских искателей добычи давало поступление на службу к местным князьям и участие в войнах, которые те вели. Набрать варягов на свою службу можно было не только в Скандинавии, но и по всей Прибалтике — от Померании (Поморья) до Старой Ладоги (Альдейгьюборга скандинавских саг) — наиболее оживленной контактной зоны между Скандинавией и Русью. Отметим также, что скандинавские саги ни словом не упоминают о пребывании Вальдамара Старого в Швеции или Норвегии.

Предположительно ко времени бегства Владимира относится и его первая женитьба. Высказывалось мнение, будто Владимир женился в Скандинавии и первой его женой стала скандинавка. Так считал, например, автор Иоакимовской летописи, называвший даже имя «княжны варяжской» — Олава. Имя княжны и ее этническая принадлежность — не более чем простая догадка, но сам факт женитьбы вероятен. Известно, что старший сын Владимира — Вышеслав — родился от некой «чехини» (чешки) и скорее всего не позднее 978 года. Следовательно, брак с «чехиней» мог случиться в 977-м или в самом начале 978 года, то есть либо во время пребывания Владимира на чужбине, либо сразу после его возвращения в Новгород. Откуда взялась «чехиня» (а их в гареме Владимира было даже две), неизвестно^{78}.

Что ж, в 977 году Владимиру было приблизительно шестнадцать лет — для князя это достаточный возраст, чтобы иметь супругу. Отцом же можно стать и в пятнадцать, и в шестнадцать. (Добавлю, что присутствие княгини уже в Новгороде в какой-то степени подтверждает и Сага об Олаве Трюггвасоне.)

Пребывание Владимира за морем оказалось недолгим. В том же 977 году или в начале следующего 978-го он вернулся в Новгород с варяжской дружиной и изгнал из города посадников Ярополка. «Идите к брату моему, — объявил им Владимир, — и скажите ему: “Владимир идет на тебя, пристраивайся (то есть готовься, выступай. — А. К.) биться”». Никоновская летопись прибавляет, что Новгород был «взят» (надо понимать, приступом). Однако «Повесть временных лет» этого уточнения не знает. Да и последующие события свидетельствуют скорее о добровольном принятии Владимира новгородцами. Владимир возрос на их глазах, некогда они сами испросили его у Святослава. Едва ли новгородцев могли устроить присланные из Киева посадники Ярополка, правившие городом, конечно, в интересах своего князя. Так что «приступ» оказывался ненужным. Новгородцы сами изъявили готовность биться в дружине своего князя против Ярополка. Помимо пришедших с Владимиром варягов и словен (новгородцев), в составе княжеской дружины летопись называет кривичей и «чудь» (финно-угорское население Северо-запада Руси — эстов, вепсов — весь, мерю и водь). Все эти племена и ранее были объединены вокруг Новгорода — не только при Владимире, но и задолго до него, при первых новгородских князьях. Северная Новгородско-Варяжская Русь по существу восстанавливалась в границах дорюриковой поры.

Владимир готовился идти дорогой Олега — из Новгорода на Киев. Вновь Север противостоял Югу. Но теперь предстояла война не за объединение двух частей Руси — они уже были объединены под властью Ярополка, — но за главенство в пределах объединенной Руси, за Киев.

Я не берусь рассуждать о том, что могло бы произойти, избери Владимир другой путь. Наверное, война не являлась неизбежностью. Ярополк, насколько мы можем предположить, был готов к примирению. Захват им Новгорода стал следствием бегства Владимира, а не стремления киевского князя к единодержавию во что бы то ни стало. Владимир, однако, выбрал войну. Позже он так будет оправдывать свои действия: «Не я начал братию свою избивать, но Ярополк. Я же, убоявшись того, пошел против него». Отчасти он лукавил, ибо, наверное, знал, что смерть Олега приключилась скорее от несчастного случая, стечения обстоятельств, нежели стала результатом намеренного убийства. И все же слова Владимира были исполнены ясного смысла. Война с Ярополком явилась прямым следствием Древлянской войны.