Владимир Святой [3-е издание]

Оценка, данная латинскому богослужению посланцами Владимира, вызывает некоторое недоумение, поскольку оно, как известно, отличается не меньшей пышностью, нежели православное, поразившее, по словам летописца, своим великолепием тех же послов. Но возможно, что описанные летописью путешествия (на Запад и в Царьград) были не одновременными; в таком случае слова летописца могли бы отражать различия в отношении к христианству самих русских на протяжении какого-то (может быть, небольшого) временного промежутка. Кроме того, можно вспомнить, что в различных странах и областях западнохристианского мира богослужение отличалось своими особенностями: где-то оно было скромнее, где-то более пышным. Мы же, к сожалению, не знаем точно, кого именно назвал летописец обобщенным наименованием «немцы».

Согласно прямому указанию ряда летописей (Радзивиловского, Академического, Ипатьевского списков «Повести временных лет», Новгородской Первой летописи младшего извода) латинские проповедники явились в Киев непосредственно из Рима^{187}. (Лаврентьевская летопись этого уточнения не знает.) Однако название Рим в древней Руси имело не столько географический, сколько политический и конфессиональный смысл. Рим — это область распространения латинства, а также территория Священной Римской империи, и прежде всего ее этнического ядра — Германии. Ссылка Владимира на казус с епископом Адальбертом также подтверждает, что посланцы папы на самом деле явились из Германии и представляли скорее всего нового германского императора Отгона III (983–1002).

Но летопись, кажется, позволяет точнее определить ту этнополитическую среду, из которой вышли немецкие проповедники. Я имею в виду упоминание ими в качестве своего учителя апостола Павла (а не «князя апостолов» Петра — основателя Римской церкви, имя которого мы скорее ожидали бы услышать из их уст). Имя апостола Павла, называемого также «апостолом язычников», было неизменно популярно среди варварских народов, только начинавших свое приобщение к христианству, ибо в посланиях этого апостола с особой силой подчеркивалась мысль о равенстве перед Господом всех народов, независимо от времени их приобщения к единому Богу. Обращает на себя внимание, что именно Павел назван учителем славян и собственно Руси в уже известном нам летописном «Сказании об обретении славянской грамоты». Речь проповедников-немцев неожиданно оказывается созвучна идее славянского единства, пронизывающей «Сказание об обретении славянской грамоты», и кирилло-мефодиевской традиции в целом.

Латинские источники не сообщают ничего определенного о проповеди христианства в Киевской Руси около 985–986 годов (время пребывания немецкой миссии согласно «Повести временных лет»), равно как и о посольстве самого Владимира в Рим или «в Немцы». Скорее, как мы уже отмечали выше, в послах «из Немец» можно было бы увидеть тех безымянных немецких проповедников, которые, кажется, посещали Русь в последние месяцы пребывания в Киеве князя Ярополка Святославича и с которыми, по-видимому, недружелюбно обошелся сам Владимир, придя в Киев, или же послов Отгона II к самому Владимиру, побывавших на Руси предположительно в 982–983 годах. Послы Владимира «в Немцы» также могли быть теми самыми, которые, вероятно, посещали Германскую империю вскоре после вокняжения Владимира в Киеве в конце 70-х — начале 80-х годов X века (см. об этом в главе 5).

Отвергая предложения латинских миссионеров, Владимир ссылался на неудачу миссии Адальберта, тем самым демонстративно отвергая тот путь, который некогда избрала княгиня Ольга, а затем и ее внук князь Ярополк. Но спустя совсем немного времени (а если доверять летописи, то всего через год) имя Ольги прозвучит уже совсем в ином контексте — именно о ней, «мудрейшей из всех людей», вспомнят бояре и «старцы градские», когда князь начнет советоваться с ними по поводу принятия новой веры. Перед нами несомненное противоречие, но это противоречие, вероятно, отражает тот поворот, который произошел в отношении Владимира к христианству за годы его княжения в Киеве.