Владимир Высоцкий

Я был слаб им уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным
Истерзанным нутром, —
И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.

И властно дернулась рука:

«Лежать лицом к стене!» —
И вот мне стали мять бока
На липком топчане.

А самый главный — сел за стол.

Вздохнул осатанело
И что-то на меня завел.
Похожее на «дело».

Вот в пальцах цепких и худых

Смешно задергался кадык.
Нажали в пах, потом — под дых,
На печень-бедолагу, —
Когда давили под ребро —
Как ёкало мое нутро!
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу

Разделся донага, —
В углу готовила иглу
Нестарая карга, —

И от корней волос до пят

По телу ужас плелся:
А вдруг уколом усыпят.
Чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом.

Сдавил мне череп, а потом
Предплечье мне стянул жгутом
И крови ток прервал, —
Я, было, взвизгнул, но замолк, —
Сухие губы на замок, —
А он кряхтел, кривился, мок.
Писал и ликовал.

Он в раж вошел — знакомый раж, —

Но я как заору:
«Чего строчишь? А ну покажь
Секретную муру!..»

Подручный — бывший психопат —

Вязал мои запястья, —
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.

Я терт, и бит, и нравом крут.

Могу — вразнос, могу — враскрут, —
Но тут смирят, но тут уймут —
Я никну и скучаю.
Лежу я голый как сокол,
А главный — шмыг да шмыг за стол —
Все что-то пишет в протокол.
Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,

А то уже устал, —
Ведь скоро пятки станут жечь,
Чтоб я захохотал.

Держусь на нерве, начеку,

Но чувствую отвратно, —
Мне в горло всунули кишку —
Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят —

По мне елозят, егозят.
Всё вызнать, выведать хотят.
Всё пробуют на ощупь, —
Тут не пройдут и пять минут.
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут.
Ужмут и прополощут.

«Дыши, дыши поглубже ртом!

Да выдохни — умрешь!»
«У вас тут выдохни — потом
Навряд ли и вздохнешь!»

Во весь свой пересохший рот

Я скалюсь: «Ну, порядки!
У вас, ребятки, не пройдет
Играть со мною в прятки!»

Убрали свет и дали газ,

Доска какая-то зажглась, —
И гноем брызнуло из глаз,
И булькнула трахея.
Он стервенел, входил в экстаз.
Приволокли зачем-то таз…
Я видел это как-то раз —
Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол…
«Колите, сукины сыны.
Но дайте протокол!»

Я даже на колени встал,

Я к тазу лбом прижался;
Я требовал и угрожал,
Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,

Вон вижу я — спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут свое возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскаленный прут —
Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел.

Пот лился горячо, —
Раздался звон — и ворон сел
На белое плечо.

И ворон крикнул: «Nevermore!» —

Проворен он и прыток, —
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.

Я слабо подымаю хвост.

Хотя для них я глуп и прост:
«Эй! За пристрастный ваш допрос
Придется отвечать!
Вы, как вас там по именам, —
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!»

И я через плечо кошу

На писанину ту:
«Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!»

Мне чья-то желтая спина

Ответила бесстрастно:
«А ваша подпись не нужна —
Нам без нее все ясно».

«Сестренка, милая, не трусь —

Я не смолчу, я не утрусь.
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал.
Ни на кого не показал, —
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!»

Он молвил, подведя черту:

Читай, мол, и остынь!
Я впился в писанину ту,
А там — одна латынь…

В глазах — круги, в мозгу — нули, —

Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!