Читаем Владимир Высоцкий полностью

в зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, —

Не стой же ты руки сложа,

сам не свой и – ничей!

Если петь без души —

вылетает из уст белый звук.

Если строки ритмичны без рифмы,

тогда говорят: белый стих.

Если все цвета радуги снова сложить —

будет свет, белый свет.

Если все в мире вальсы сольются в один —

будет вальс, белый вальс!

1978

РАЙСКИЕ ЯБЛОКИ

Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем, —

Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом:

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —

Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок —

И ударит душа на ворованных клячах в галоп,

В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок…

Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали – гляжу – пред очами не райское что-то:

Неродящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.

И среди ничего возвышались литые ворота,

И огромный этап – тысяч пять – на коленях сидел.

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,

Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.

Седовласый старик слишком долго возился с засовом —

И кряхтел и ворчал, и не смог отворить – и ушел.

И измученный люд не издал ни единого стона,

Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.

Здесь малина, братва, – нас встречают малиновым

звоном!

Все вернулось на круг, и Распятый над кругом висел.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!

Мне – чтоб были друзья, да жена – чтобы пала

на гроб, —

Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок…

Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:

Это Петр Святой – он апостол, а я – остолоп.

Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок…

Но сады сторожат – и убит я без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых, —

Кони просят овсу, но и я закусил удила.

Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок

Для тебя я везу: ты меня и из рая ждала!

1978

ЛЕКЦИЯ О МЕЖДУНАРОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ, ПРОЧИТАННАЯ ЧЕЛОВЕКОМ, ПОСАЖЕННЫМ НА 15 СУТОК ЗА МЕЛКОЕ ХУЛИГАНСТВО, СВОИМ СОКАМЕРНИКАМ


Я вам, ребяты, на мозги не капаю,

Но вот он перегиб и парадокс:

Ковой-то выбирают римским папою —

Ковой-то запирают в тесный бокс.

Там все места – блатные расхватали и

Пришипились, надеясь на авось, —

Тем временем во всёй честной Италии

На папу кандидата не нашлось.

Жаль; на меня не вовремя накинули аркан, —

Я б засосал стакан – и в Ватикан!

Церковники хлебальники разинули,

Замешкался маленько Ватикан, —

Мы тут им папу римского подкинули —

Из наших, из поляков, из славян.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия