Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Для Янкловича же записка Высоцкого станет охранной грамо­той. Записка — бумажка, быстро истрепаться может... Янклович от­ливает медаль, вешает на цепи на шею и с гордостью показывает всем-всем. На медали скромная гравировка с фрагментом записки:

Если бы не проклятая зависимость от наркоты, Высоцкий дав­но бы расстался с некоторыми из этих «друзей». Но они были по­ставщиками «лекарства». Из воспоминаний Михаила Боярского: «Однажды он шел по «Мосфильму», увидел меня и говорит: — хотя нас никто друг другу не представлял. Завя­зался разговор. Он предложил: Но я, идиот, отказался! До меня просто не дошло, что в тот момент надо было мне послать все подальше, уйти с Высоцким. Но кто ж знал! А Володя еще ска­зал: не верил такому счастью. Мы еще немножко поговорили. Он был подтянут, гладко выбрит, красиво одет. И вовсе не производил впечатления челове­ка, горящего желанием выпить. А вот меня как раз трясло, безум­но хотелось выпить. Но, дурак, сдержал себя!»

«КОГДА Я ОТПОЮ И ОТЫГРАЮ...»

Все ухудшающееся состояние здоровья приводило к мысли о близости конца. Смерть не вообще, а его собственная личная смерть давно уже стала персонажем его песен и стихов. Его представле­ния о своей жизни на грани возможного складываются в метафо­ру мчащейся по бездорожью») тройки. Сколь­ко раз, находясь в состоянии «на он надеялся, что и на этот раз выберется. Многочисленные автомобильные аварии, из кото­рых чудом выбирался живым, нервно-физические перегрузки, усу­губленные водкой и наркотиками, наконец — клиническая смерть в июле прошлого года... Смерть постоянно была рядом с ним. Но и остановиться, передохнуть он не мог. Творческая энергия до само­го конца не оставляла его. Свидетельством этому — его многочис­ленные планы.

Периодически — наскоками — шла работа вместе с Б.Акимо­вым и О.Терентьевым над приведением в порядок архива текстов. Вспоминает Б.Акимов: «Уже после правки он мог прийти радостный такой: а эти тексты уже мной сделаны. Работа рушится. У меня даже как-то вырвалось: «Опять варианты! Когда же это кончится!» И вдруг слы­шу: — совершенно мимоходом, не к тому, чтобы я запомнил. А как не запомнить — был 1980 год».

— говорил он на одном из мартовских кон­цертов, имея в виду репертуар спортивных песен.

Как-то он рассказывал Шевцову, что предполагал сам снимать продолжение «Эры милосердия», говорил о предложении Любимо­ва готовить роль Годунова в пушкинской трагедии, планировал пи­сать прозу... А в начале августа планировались концертные гастро­ли в Алма-Ате.

В начале марта состоялась встреча Высоцкого с И.Хейфицем.

И.Хейфиц: «Однажды я возвращался после какого-то совеща­ния по улице Воровского в Москве. Был пасмурный весенний день, снежная каша на тротуарах. Слышу, догоняет меня мчащаяся маши­на, близко к тротуару. Оглядываюсь и стараюсь, чтобы не обрызга­ла. Резко тормозит заляпанный грязью, что называется «по самые уши», серый «мерседес». Выскакивает Володя. Здоровается, и я ему говорю: «Легок на помине, Володя, я задумал экранизировать бабелевский «Закат» и «Одесские рассказы». И вы у меня будете играть бандита Беню Крика».

Он широко улыбнулся и, не раздумывая, грохнулся на колени прямо в снежную кашу».

Еще в 1975 году Высоцкий и Демидова задумали подготовить камерный спектакль. Это была пьеса Т.Уильямса «Крик». В пьесе драматург рассказал о самом себе, своих детских и взрослых стра­хах, своем понимании театра и мира, разделив все это на два голо­са брата и сестры — Феличе и Клер, двух актеров, играющих свой последний спектакль на самом краю земли.

В театре к этой работе относились скептически, Любимову пье­са не нравилась, и он открыто говорил, что, мол, ее взяли из-за тще­славных соображений — пьеса была написана Уильямсом для двух бродвейских «звезд». Однако пьесу утвердили, а в Министерстве культуры сделали пометку о том, что пьеса специально для Высоц­кого и Демидовой.