Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

В те годы Володя очень часто бывал у нас на улице Вавилова, где жили мы с моей мамой, родной тетей Людмилы. В этой квартире он любил петь, чувствуя себя совершенно свободным. Не донимали соседи, можно было спокойно отбивать ритм ногой по полу — благо первый этаж. Можно было ночью, поздно возвращаясь из театра, запрыгнуть прямо в окно моей комнаты, где мы с Люсей ждали его. Иной раз, когда он пел у нас ночью, соседи тихо выходили из своих квартир, собирались под дверью и слушали, но никто не врывался с претензиями. Делились впечатлениями с нами они уже на другой день. Бывало, что Люся с Володей жили у нас по нескольку дней, а то и недель. Это было интересное, веселое время. Конечно, мы слушали Володю — его песни, его замечательные устные рассказы, полные юмора, и Люсины устные рассказы, не менее остроумные; мы много разговаривали, играли в разные игры — в шарады, например, или сочиняли коллективно всевозможные рассказы и стихи, в которых действовали все присутствующие; играли в «ассоциации», задумывая друг друга и общих друзей и разгадывая, кто именно задуман, по ассоциативному ряду вопросов.

Позже, когда появилась квартира в Новых Черемушках, двухкомнатная «клетушка» на четвертом этаже пятиэтажной «хрущевки» — большое достижение по тем временам,— новоселье тоже решили отпраздновать у нас на Вавилова. Нина Максимовна согласилась остаться с детьми в новой квартире, а гости ненадолго заходили туда «на экскурсию» и отправлялись к нам, иначе бы все просто не разместились.

Володя любил праздники, любил готовиться к ним. Помню, как он жарил цыплят табака, стоя одной ногой на табуретке, а другой прижимая крышку сковородки. Он считал такой способ наиболее эффективным.

Праздники и игры, конечно, скрашивали жизнь, отвлекали от неприятностей, но они проходили, кончались, оставаясь в памяти отдельными небольшими эпизодами трудной, тревожной жизни. А жизнь была не просто трудной — это была жизнь в постоянном напряжении, в постоянной тревоге, жизнь, в которой Людмиле приходилось проявлять большое терпение и мужество. В этой жизни было много настоящих радостей и настоящего горя, и трудно сейчас сказать, чего больше. Но тем не менее именно эти годы во многом определили его дальнейшую творческую судьбу, потому что это было время поиска, взаимного духовного обогащения, творческого роста; горизонты расширялись, формировалась гражданская позиция... Уголовно-блатной, дворовый репертуар отходил в прошлое. Мысли и душу его заполняли новые, ставшие теперь необходимыми ему темы.

«Фотошутка». Ноябрь 1965 года.

Фото Е. Щербиновской 

К тому моменту, когда судьба развела нас с Владимиром Высоцким, он был уже очень известным актером, одним из ведущих в Театре на Таганке, он сыграл немало ярких ролей в кино, он написал многие из знаменитых своих песен и был любим самой широкой публикой, он стал вполне сформировавшейся творческой личностью с активной гражданской позицией. Короче говоря, он очень далеко ушел вперед от того начинающего актера с грубоватым жаргоном, в потертом пиджачке, которого мы впервые увидели в 1961 году...

Наши с сестрой личные судьбы складывались по-разному, но всегда оставалась теплота отношений, взаимная привязанность; мы часто встречались, иногда жили вместе подолгу, и очень многим эпизодам из жизни Людмилы я невольно оказывалась свидетелем. Я знаю, что сама Люся никогда не публиковала своих воспоминаний, не давала интервью и навряд ли станет делать это... И не только в силу необычайной скромности, врожденного такта. У нее давно уже сложилась своя, совсем иная жизнь. Ее муж Юрий Овчаренко, человек сложной, интересной судьбы, инженер по образованию, пробовавший себя в разных профессиях, в том числе и в журналистике, много поездивший и повидавший, помог Людмиле вырастить и воспитать двух ее сыновей. Их дочери Серафиме недавно исполнилось 16 лет. Все трое детей очень любят друг друга, дорожат друг другом... Но для нас, в конце концов, важно узнать не лишние подробности о частной жизни Владимира Высоцкого или Людмилы Абрамовой. Самое важное то, в какое время Высоцкий жил среди нас и творил и что и какой ценой он сумел создать в это свое (наше) время... Ведь славу ему принесла именно эта его жизнь, в те годы,— с начала шестидесятых до начала семидесятых, когда немыслимым образом песни его, нигде не изданные, более того — запрещенные, знал весь народ...

Ах, родная сторона,

Сколь в тебе ни рыскаю —

Лобным местом ты красна

Да веревкой склизкою...

...Здесь не вой, не плачь, а смейся —

Слез-то нынче не простят.

 Сколь веревочка ни вейся —

Все равно укоротят.

И нас хотя расстрелы не косили,

Но жили мы, поднять не смея глаз,—

Мы тоже дети страшных лет России,

Безвременье вливало водку в нас.

Затраты духовных и творческих сил в то его (наше) время — сравнимы ли они с Парижем, Голливудом, которые были потом!..

[Цитируемые песни написаны позднее. А из тех лет дошли до нас такие — зачеркнутые автором в рукописи — строки:

Подымайте руки, в урны суйте

Бюллетени, даже не читав...

Помереть со скуки! Голосуйте,

Только, чур, меня не приплюсуйте —