Этот первый день выдался довольно напряженным. В 10.40 он прилетел, и, кажется, уже в 12.00 был первый концерт в кинотеатре «Россия». Потом – во Дворце спорта «Юность», опять в «России», снова во Дворце. Вот такое чередование. В день было по пять концертов – три в «России» и два во Дворце. Я тогда предложил: «Владимир Семенович, не тяжело ли вам держать такой темп? Может, сделаем более щадящую программу, отменим что-либо…» – «Ничего подобного, – ответил он, – работать так работать!» – и все выступления до одного состоялись по намеченному графику…
Высоцкий тогда очень плохо себя чувствовал. Не мог спать, были всякого рода депрессии. С женой возникла какая-то напряженность, он все время переживал по этому поводу. Гольдман как-то шепнул: «По-моему, Володька не жилец».
Ночами мы по очереди дежурили у него в номере. В мое дежурство он не спал всю ночь. Просто не ложился, только сидел в кресле, дремал. А то вдруг вскрикивал от кошмара. Мне становилось не по себе, я тоже не мог заснуть. Той же ночью он звонил Влади, но она почему-то не хотела поддерживать разговор…»
В тех концертах компанию Высоцкому составлял популярный ВИА «Земляне». Администратор этих концертов В. Гольдман вспоминает:
«Последний раз мы работали с Володей во Дворце спорта в Калининграде… Высоцкий уже очень плохо себя чувствовал. Мы отработали четыре дня: на пятый, перед последним концертом, Володя говорит:
– Я не могу… Не могу я работать!
А потом спрашивает:
– А тебе очень надо?
– Володя, откровенно говоря – надо… Если ты сможешь. 5 тысяч человек приехали из области…
– Ну ладно, я буду работать, но только без гитары.
– Хорошо, гитару оставляем здесь…
На сцену вышел Коля Тамразов и сказал, что Владимир Семенович Высоцкий очень плохо себя чувствует:
– Петь он не может, но он все равно пришел к вам. Он будет рассказывать и читать стихи. Вы согласны?
Все:
– Конечно!
И впервые Володя работал концерт без гитары – час стоял на сцене и рассказывал. Муха пролетит – в зале слышно. А с нами в Калининграде работали «Земляне» – тогда они только начинали. И они должны были заканчивать концерт. Володя на сцене, а они стали за кулисами бренчат на гитарах. Я подошел и сказал:
– Ребята, Владимир Семенович плохо себя чувствует. Потише.
Второй раз подошел. А один сопляк говорит:
– Да что там… Подумаешь – Высоцкий.
– Что?! Ах ты, мразь! Ничтожество! Еще услышу хоть один звук!..
И только я отошел, он снова: дзинь! Я хватаю гитару – и ему по голове! А они все четверо человек – молодые, здоровые жлобы – накинулись на меня! А я один отбиваюсь этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице – увидел, кинулся ко мне!
– Сейчас Высоцкий скажет в зале одно только слово – от вас ничего не останется!
Ну тут они опомнились, разбежались…»
Об этом же концерте вспоминает и Николай Тамразов: «Ситуация к последнему концерту такая. У Володи совершенно пропал голос: не то что петь – разговаривать он мог с трудом. Все-таки он выходит на сцену, берет первые аккорды… Затем прижимает струны, снимает гитару и говорит:
– Не могу… Не могу петь. Я надеялся, что смогу, поэтому и не отменил концерт, но не подчиняется голос. Но вы сохраните билеты. Я к вам очень скоро приеду и обещаю, буду петь столько, сколько вы захотите.
Кто-то из зала крикнул:
– Пой, Володя!
– Вот, видит Бог, не кобенюсь. Не могу. (Это его слова – «не кобенюсь»).
Потом он как-то естественно перешел к рассказу о театре… Стал читать монолог Гамлета, потом стал рассказывать о работе в кино, о том, что собирается сам снимать «Зеленый фургон» на Одесской киностудии… Пошли вопросы из зала, Володя стал отвечать. И вот целый час он простоял на сцене: рассказывал, читал стихи, отвечал на вопросы… Вечер был просто неожиданным. К сожалению, не было записи, я потом узнал об этом…
Володя закончил словами из песни: «Я, конечно, вернусь…»
Зал скандировал:
– Спасибо! Спасибо!
Володя уходил со сцены, еще не дошел до кулисы – вдруг в зале зазвучала его песня! Это радисты включили фонограмму… Володя ко мне:
– Тамразочка, это ты срежиссировал?
– Нет, я здесь сижу…
Володя вернулся к кулисе, нашел щелку и, наверное, песни две, не отрываясь, смотрел в зал. Потом подошел ко мне – в глазах чуть ли не слезы:
– Тамразочка, они сидят! Они все сидят!
Действительно, ни один человек не ушел, пока звучали песни Высоцкого…»