Похороны Нины Максимовны Высоцкой прошли 10 сентября. Гражданская панихида состоялась в Государственном культурном центре-музее В. С. Высоцкого. В своей траурной речи внук покойной Никита Владимирович сказал:
– Мы прощаемся не только с матерью известного поэта и музыканта, но и просто с бабушкой, прабабушкой, которую любили самой обычной любовью и которой всем нам будет не хватать. Прощание мы решили устроить в музее отца, потому что даже то, что он открыт и существует столько лет – огромная заслуга бабушки… Она сохранила архив отца – весь, до листочка. Теперь по решению нашей семьи он тоже будет передан в музей Владимира Высоцкого…
Бабушка была хранительницей нашей семьи. Наверное, были и есть люди, которым хотелось бы что-то неприятное сказать и об отце, и о семье. Теперь, когда не стало бабушки, сделать это будет проще. Бог им судья. Грязь никогда не пристанет к чистым людям. Ни к отцу, ни к его маме…»
Нину Максимовну похоронили на Ваганьковском кладбище рядом с ее сыном. Вот как описывала происходящее в газете «Жизнь» Л. Зелинская: «На Ваганьковском близкие не торопили прощание. К гробу с телом Нины Максимовны Высоцкой шли и шли люди, которые не смогли быть на гражданской панихиде. Жена Никиты Высоцкого Анна тяжело переживает смерть бабушки мужа, которая стала для нее родным и очень близким человеком.
– Мы осиротели, – это все, что могла сказать Аня у гроба Нины Максимовны.
На кладбище с букетом алых гвоздик пришел доктор Рошаль.
Попрощаться с матерью великого поэта и своего друга приехал и Иосиф Кобзон.
Иосиф Давыдович выразил соболезнование родным и оставил на могиле букет белоснежных гвоздик.
– Я был знаком с Ниной Максимовной больше 25 лет, – сказал Иосиф Давыдович. – За это время она стала лично для меня олицетворением матери. Настоящей матери – нежной, любящей, понимающей. К сожалению, общались мы нечасто, о чем жалею. Наверное, были в семье Высоцких моменты, когда могла пригодиться моя помощь. А обратились ко мне только в печальный момент – накануне похорон Нины Максимовны. Через московскую мэрию пришлось улаживать вопрос с местом захоронения. Родные поступили мудро и по-человечески: положили мать рядом с сыном…
Кто знает, может, наступит время, когда Володю Высоцкого возведут в святые, канонизируют его. Не исключаю, что когда-то это может случиться, он этого заслуживает…»
В начале декабря
еще одна печальная весть пришла из Франции: овдовела Марина Влади, потеряв своего мужа – знаменитого французского врача Леона Шварценберга. По злой иронии судьбы, 79-летний онколог умер от рака.В январе 2005 года Марина Влади решилась на благородный поступок – передала всю переписку с Высоцким в Российский государственный архив литературы и искусства. В Париж к Влади немедленно вылетела директор РГАЛИ Татьяна Горяева. Вот как она описывает происходящее: «О решении Влади мы узнали от ее подруги – дочери актера Всеволода Абдулова Юлии. Причем между ними был такой уговор: если „этот человек“, то есть я, вызывает у Юли доверие, тогда пусть приезжает. Признаюсь, не ожидала увидеть такую Марину. Знаменитая, звезда, а лицо ничем не „приправлено“, божественно сложена, осанка юношеская. Поразила меня искренностью, быстрыми переливами настроения. Славянская натура – переменчивая, безоглядная, широкая. Талантлива во всем. Издала несколько книг, к сожалению, на русский не переведены. Живет одна, сыновья отделились и отдалились. Сестры лежат на русском кладбище в Женевьев-де-Буа.
В гостиной на столе стоял кованый сундучок. Едва она прикоснулась к крышке, открыла, как ее просто заколотило. Потом мы перенесли из кабинета еще два, выгребли на тот же стол новые пакеты, в которых все было разложено по годам – его письма, телеграммы. Фотографий – не одна сотня! Очень живые, непосредственные, сама снимала. Они вдвоем, с родными и знакомыми, с ее красавцами мальчишками и – Володя, Володя… Она комментировала: Америка, Мексика, Венеция, Лейпциг, на «Грузии» в свадебном путешествии. Горько улыбнувшись, показала снимок своего подмосковного дачного домика в Пахре: «Только-только выстроили, прожить-то в нем успели несколько дней. А после Володи… бульдозером снесли…»
Свое желание отдать переписку в РГАЛИ объяснила лакончино: «Для детей моих это – чужое, я – не вечна. Значит, должны быть там, где их поймут и сберегут». Правда, поставила условие: при ее жизни этот архив открыт не будет.
По ходу дела возникла техническая проблема – как переправить огромную сумку, мы в нее утрамбовали содержимое всех трех сундучков. Марина пообещала снарядить в Россию сына, я ждать не хотела и взялась увезти сама. Она согласилась не без опасений. Да и я прекрасно понимала, что сдавать сумку в багаж ни в коем случае нельзя, везла с собой как ручную кладь. Ехала в аэропорт – дрожала, летела – дрожала. Тут еще погода перед отлетом разбушевалась, налетел ураган, наш самолет поднялся в воздух последним. Ночью по телефону успокаивала Марину: сумка – вот она, стоит у меня в спальне, рядом с кроватью…»