Мой батя — на год старше Высоцкого, служил три года в зенитной артиллерии, дослужился от рядового до младшего лейтенанта, оглох на одно ухо (не открыв вовремя рот при выстреле). Но батя был сиротой (мой дед по отцу погиб на фронте в 1944-м, бабушка умерла во время оккупации), а сироту некому было надоумить, что от службы можно «косить». После трёх лет голодухи в условиях оккупации он вдобавок, может быть, отличался хорошим здоровьем. Мой дядя, брат матери, тоже безотцовщина (второй дед пропал без вести в 1941-м) и почти ровесник Высоцкого, после 3-х лет жизни под немцами тоже наверняка был крепышом, поэтому попал в армию и вернулся из неё инвалидом (повреждение позвоночника). Зато Высоцкий, спрятавшись за таких, как он, мог крутить сальто вперёд и петь на умиленье всем
Очень трогательная песня. Когда-то я не мог её спокойно слушать. Может, теперь смогу.
Кстати, сын репрессированных родителей Булат Окуджава (1924–1997) ушёл в 17 лет на фронт добровольцем. А, скажем, Леонид Быков (1928–1979), тоже поющий актёр, поступал два раза в лётное училище (в 1943-м не был принят по малолетству, а в 1945-м таки поступил, но училище расформировали по причине окончания войны). У Высоцкого же весь его жертвенно-патриотический настрой ушёл исключительно в военные песни и принёс немалый доход.
Дворовое прозвище юного Высоцкого было «Шванц». А. Утевский («На Большом Каретном»): «Поскольку он всюду за нами бегал, то получил прозвище „Шванц“ (хвостик).»
На самом деле Schwanz — это в переводе с немецкого и «хвост», и «член» (тот самый). А как в переводе с идиша — не знаю.
В сорок лет Высоцкий выглядел более потрёпанным жизнью, чем иные выглядят в пятьдесят.
Юрий Визбор («Он не вернулся из боя»):
«Владимир Высоцкий страшно спешил. Будто предчувствуя свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял…»
«Спешил» — характеристика скорее отрицательная. По этому поводу есть стишок у Игоря Губермана:
Шума от слишком шустрой молодёжи нередко получается значительно больше, чем толку.
Тем, кто полагают, что Высоцкий удивительно много сделал, неплохо бы прикинуть, смогут ли они питаться тем, что сделал Высоцкий, одеваться в то, что сделал Высоцкий, и т. д. «Не хлебом единым жив человек» — это да, но реальная «потребительская ценность» Высоцкого даже в годы его наибольшей популярности составляла только доли процента в «потребительской корзине» среднего русскоязычного индивида. Даже если брать только эстрадную музыку времён Высоцкого, в ней было столько всего прекрасного и до сих пор впечатляющего, что Высоцкий против этого всего мало кто. Он был могучим только в одном узком жанре песенного фельетона. Большинство благ люди получают «безличностно» — игнорируя тех, кто за этими благами стоят как творческие личности или как простые работяги, но некоторые блага являются «именными», и люди в связи с ними дополнительно удовлетворяют свою потребность обожать и поклоняться, обусловленную инстинктом подчинения.
У Высоцкого нет ничего, что стояло бы рядом, скажем, с «Плотом» Юрия Лозы, или «Весенним блюзом» Сергея Трофимова, или «Мамаевым курганом» Александра Розенбаума. Ну, очень близко к тому — «Если друг оказался вдруг…», «Протопи ты мне баньку по-белому» и «Охота на волков» (редкие случаи, когда у Высоцкого получились самодостаточные мелодии).