Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне

«Вокруг ямы, которую мы с Сашей Ващенко привычно углубляем лопатами, собирается толпа, почему-то с радостными лицами наблюдающая за процессом. Но где-то в 11 часов их оттесняет милиция и выгоняет за пределы ворот. А там уже такая толпа! Крыши соседних домов усеяны москвичами. Многие висят на заборах и выкрикивают: „Когда хоронить-то будем? В каком гробу? Какие на Володе будут брюки?“ Противно их слушать, к тому же зуб ноет. Милиция пытается их гонять, но тщетно.

Но и рыдания слышны, перемежающиеся гитарной музыкой и его песнями.

Представляю, каково отцу Высоцкого, Семену Владимировичу, который наблюдает за нашей работой. В итоге, видимо, не выдержал, он уходит, печально попросив: «Ребята, сделайте все хорошо». Подходит группа людей, представившаяся друзьями Высоцкого, и начинает советовать, как лучше рыть могилу. Дескать, стеночку сделать так, земельку кидать так, а дно вообще выложить кирпичом.

Затем сквозь оцепление ко мне проскакивает молодой паренек и протягивает спичечный коробок и десять рублей: «Набери земли из ямы, пожалуйста». Отдаю полный коробок и пытаюсь вернуть деньги, но парня уже и след простыл. Видимо, в толпе он тут же рассказал о своем подвиге — через минуту к нам чуть ли не очередь с коробками выстраивается. Пришлось с помощью милиции и отборного мата прогнать охотников за землей.

Кстати, как мне рассказали позже, кто-то в толпе потом успешно толкал порции песка по червонцу.

К полдвенадцатому заканчиваем работу, глубина где-то два метра 30 сантиметров. Всю яму обтесали, сделали валик — загляденье. Вырыли в полный профиль с запасом сантиметра по три с каждой стороны. Все же не простое захоронение, такие люди будут присутствовать, вот и решили сделать все по высшему классу. Нам даже выдали чистую черную робу…»

И вновь вернемся в Театр на Таганке, где проходит гражданская панихида. Вспоминает М. Влади: «Надлежащим образом проинструктированная милиция установила барьеры, улицы заполняются людьми. Перед театром образуется очередь (как потом выяснилось, очередь эта протянулась вдоль Большой Радищевской улицы до Зарядья на целых 9 километров!). Я поднимаюсь в кабинет Любимова. Он бледен, но полон решимости. Он не отдает эту последнюю церемонию на откуп чиновникам… Я возвращаюсь в зал, двери открывают — и потекла толпа. Москвичи пришли проститься со своим глашатаем…»

В. Акелькин: «Милиции явно не хватало, чтобы сдержать огромную реку людей, и машины с дружинниками и милиционерами все прибывали и прибывали. Уже половина Большой Радищевской улицы оцеплена дружинниками и милицией, везде кордоны, все перекрыто, и только тоненький ручеек по два человека тянется ко входу в театр.

Допускали в основном делегации от различных организаций с венками. У нас не было заявки, но венок был куплен, и с ним пропустили двух человек, остальные остались за кордоном».

В. Нисанов: «На похоронах я снимал все подряд… У театра при мне генерал МВД сказал: „Надо вызывать армию. Они предполагали, что будет много народу, но чтоб столько… Смерть Володи действительно стала национальной трагедией, а похороны были по-настоящему народными“.

Б. Серуш: «Видеозапись похорон делал мой сотрудник — Джордж Диматос. Этот Джордж — высокий такой парень — снимал обычной видеокамерой… И вдруг к нему подходит генерал МВД и запрещает снимать. Тогда я обратился к Иосифу Кобзону, который очень помог в организации похорон… „Слушай, Иосиф, тут такое дело… Нам запрещают снимать“. Кобзон подходит к этому генералу — он знал его по имени-отчеству — и говорит: „И Вам не стыдно, что я — еврей Кобзон — должен просить вас, чтобы эти люди могли снять похороны русского поэта?!“

…После девяти утра я уехал из театра на очень важную встречу. Возвращаюсь обратно… Уже все оцеплено милицией, и никого не пускают. Как я ни пытался — ничего не получается… Ну, ни в какую! А очередь протянулась вниз — почти до гостиницы «Россия». И чуть не заплакал. Черт возьми! Неужели я не попрощаюсь с Володей?! Там стояли автобусы… И я взял и просто прополз под автобусом. Я поднимаюсь, а милиционер не может понять — откуда я взялся? В строгом черном костюме — из-под автобуса?!

— Ну есть у тебя хоть какое-нибудь удостоверение?

— Еcть фотография с Володей… Вот, видишь, я его друг!

И меня выручила эта фотография, которая, по счастью, оказалась у меня с собой. Милиционер меня пропустил, и я попрощался с Володей…»

В. Делоне: «Ю. П. Любимов вынес из театра стопку фотографий Высоцкого. К нему бросилась толпа. И он в отчаянии, не зная, что делать, боясь, что его разорвут на части, отдал эту пачку милиционеру. И тут какая-то пожилая женщина в слезах закричала: „Кому же ты отдал фотографии Высоцкого? Менту!“ Милиционер бросил форменную фуражку оземь, зарыдал: „Да что ж я — не человек, что ли!“