Видимо, опасаясь того же, Высоцкий эти дни ожиданий заполняет концертами: 16 марта он выступает в городе Жданове, затем дает концерты в Новокузнецке, Ленинграде, Ташкенте.
В один из весенних дней кто-то из их доброжелателей сообщил им наконец, что визы ждать бесполезно. Но Влади предпринимает последнюю отчаянную попытку и приводит в движение свои французские связи. Ведь она член Французской коммунистической партии, и дело доходит до самого Жоржа Марше. Тот звонит своему давнему приятелю Леониду Брежневу. Еще одно усилие — и согласие наконец получено. В один из дней специальный курьер приносит в дом Владимира Высоцкого заграничный паспорт и по всем правилам оформленную визу.
Что же изменилось в отношении властей к Высоцкому весной 1973 года, если они наконец решились выпустить его на Запад? Объяснялось ли это тем, что артист стал покладистее к властям, или здесь все-таки действовали иные, более глубокие причины, невидимые простому глазу? Не секрет, что решающее слово в получении Высоцким долгожданной визы было за Комитетом государственной безопасности, под надзором которого находились все передвижения советских граждан (тем более такого, как Высоцкий) за пределы страны. Значит, давая «добро» на отъезд Высоцкого, человека малопредсказуемого с точки зрения поведения, чекисты, отвечающие за него, брали на себя определенную долю ответственности за этот свой поступок. Ведь в случае возникновения на Западе какого-нибудь скандала, связанного с именем Высоцкого, эти люди могли понести самую суровую ответственность. Инцидент шестилетней давности, связанный с внезапным для КГБ отъездом на Запад Светланы Аллилуевой, послуживший причиной для заката карьеры бывшего шефа КГБ Владимира Семичастного, еще не успел выветриться из памяти чекистов. Другое дело, если бы люди, отпускавшие Высоцкого за границу, были уверены, что тот, под влиянием определенных факторов, стал более управляем и предсказуем и сумеет сдержать свой необузданный нрав. Ведь в своем письме, которое он напишет в июне этого года на имя члена Политбюро, секретаря ЦК Петра Демичева, Высоцкий будет клясться в своей лояльности к существующей власти: «мое граждански ответственное творчество», «я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества». Не было секретом для чекистов и то, что Высоцкий наконец-то «зашился», а значит, впервые всерьез подумал о своем будущем.
Только вряд ли все эти нюансы в биографии Высоцкого могли так быстро усыпить бдительность вечно державших ухо востро лубянских товарищей. Были они людьми не глупыми и уже тогда прекрасно понимали, что стало представлять из себя такое явление, как ВЫСОЦКИЙ, чего от этого явления можно ожидать в дальнейшем. Поэтому единственным сильным желанием кураторов Высоцкого от КГБ было желание поскорее избавиться от него, сделать так, чтобы он, по примеру тех же диссидентов, выбирая между Родиной и Западом, выбрал последнее. По всей вероятности, в этом тайном желании чекистов и кроется объяснение парадоксального факта, когда в марте 1973 года затевается кампания травли Высоцкого через газету ЦК КПСС «Советская культура», а буквально в те же дни ему на руки выдают визу и отпускают за границу. Не грела ли разрешающих товарищей мысль о том, что выведенный из себя новой травлей Высоцкий примет решение остаться на Западе?
Задумываясь над проблемой взаимоотношения органов КГБ и Высоцкого, невольно задаешь себе вопрос: с какого именно периода личность Владимира Высоцкого попала в поле зрения оперативной разработки КГБ? Не с того ли момента, когда он стал завсегдатаем квартиры Левона Кочаряна? Ведь сборища подобного рода не могли остаться без внимания со стороны такого ведомства, как КГБ.
Так пел Владимир Высоцкий еще в 1961 году, в том году, когда к руководству КГБ пришел Владимир Семичастный, бывший лидер союзной комсомолии, прославившийся в 1958 году своей грозной речью против Бориса Пастернака. Во времена, когда КГБ возглавлял Владимир Семичастный, чекисты не упускали из поля своего зрения представителей различных творческих союзов и весьма плотно опекали их во всех местах их обитания, будь то стены родной творческой организации или стены чьей-то частной квартиры, где за рюмкой-другой горячительных напитков языки у людей развязывались сами собой. Кое-кого из «знаменитостей» того времени лично «вел» председатель КГБ. Бывший в то время главным редактором «Комсомольской правды» Борис Панкин вспоминал, что когда он в 67-м в Переделкино в тесном кругу членов Бюро ЦК ВЛКСМ встречал Новый год, то с ними находился и Семичастный, который в пылу откровения заявил: «У меня есть на Лубянке три комфортабельные камеры — с ванной, с телевизором, даже с письменным столом, которые я берегу для трех главных редакторов: Твардовского, Полевого и Панкина».