Владимир Высоцкий. По-над пропастью

Александр Сергеевич Поль («Поль, но не Робсон; Александр Сергеевич, но не Пушкин» — так он представлялся) читал студийцам лекции по зарубежной литературе... чуть ли не на всех языках, чтобы они могли почувствовать вкус и мелодику подлинника. Лысоватый, маленького роста толстячок с золотым зубом. О нем говорили: если с Поля сдернуть одежды и обрядить в тогу, — ни дать ни взять абсолютный римлянин времен упадка. Он появлялся в аудитории, швырял на стол набитый бумагами портфель и начинал читать гекзаметры. Любое неловкое движение, шуршащий конспект для него был смертельным оскорблением, и реакция была непредсказуемой. Перед его лекциями дежурный вывешивал на дверях объявление: «Осторожно, Поль!». Он ненавидел опаздывающих. Если дверь в аудитории открывалась после звонка, туда немедленно летела трость, портфель, все, что попадалось в этот момент Полю под руку. Однажды досталось даже ректору, случайно заглянувшему в зал. Сдать экзамен Александру Сергеевичу по классическому эпосу представлялось делом совершенно безнадежным. В анналах Школы-студии сохранилась легенда, переходящая от поколения к поколению, о студенте, который на экзамене вытащил билет по «Божественной комедии». В предвкушении интересной беседы Поль спросил: «Ну, как вам?» — «Божественно», — единственное, что смог вымолвить бедолага. «Идите, пять», — сказал преподаватель.

Высоцкому удалось повторить этот подвиг. Помог случай. Накануне один из студентов, готовясь к экзамену по сценической речи, читал вслух гомеровскую «Илиаду». Раз, другой, третий. В конце концов соседям по комнате он надоел, и его выгнали. На следующий день Высоцкий предстал пред светлыми очами Поля, вытащил билет... «Илиада»! Он фазу заверил преподавателя, что безумно любит Гэмера, знает поэму наизусть и начал:

Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал...

Поль умилился, утер набежавшую слезу и придвинул к себе зачетку — «отлично».

«Французский язык у нас вела одна очень интеллигентная дама. И я честно скажу, что мы ее интеллигентностью пользовались, — позднее каялся другой однокурсник Георгий Епифанцев. — «Можно выйти?» — «Да, пожалуйста». Поднимается второй: «А мне разрешите выйти?» — «Идите»... Она, в силу своей интеллигентности, просто не могла отказать, хотя, наверное, знала, что мы не выходили, а уходили с занятий. И когда в аудитории оставалось уже совсем немного людей, она обращалась к Высоцкому: «Ну а вы, Володенька, я надеюсь, останетесь?» И он занимался один, как будто предчувствовал, что французский язык ему еще пригодится».

Русскую литературу преподавал милейший Абрам Александрович Белкин, авторитетнейший специалист по Достоевскому. Приступая к занятиям, он обращался к студентам — и все затихали. Именно Белкин в 1958 году привел в Школу-студию Андрея Донатовича Синявского как специалиста по русской советской литературе первой половины XX века. Синявский объяснял, что стал работать в мхатовском училище «в силу случайных обстоятельств».

«Пришел к нам такой немного странный человек, — рассказывала Марина Добровольская, — молодой, но уже с бородой. Глаза тоже странные: не поймешь, на тебя смотрит или нет... И говорит очень тихо, с расстановкой, немного растягивая слова. Сразу же — ощущение доброты и доверия... Но самое главное —что говорит! Называет имена, которые мы не знали. Рассказывает о вещах, которые мы не читали... Бунин, Цветаева, Ахматова... Мы узнаем, что муж Ахматовой, Николай Гумилев, был расстрелян, а сын репрессирован... У нас были не только лекции, но и беседы. Синявскому можно было сказать, что Бунин тебе ближе, чем Горький... Только он всегда требовал, чтобы твое мнение было обосновано. Почему нравится? А почему не нравится? Синявский учил нас мыслить....»

Рассказывая им о Булгакове, он мельком вспомнил, что хранительницей рукописи его великого и пока неопубликованного романа «Мастер и Маргарита» является вдова писателя Елена Сергеевна.

— А почитать его можно? — заинтересовались студенты.

— Не знаю, — смутился Синявский, не зная, не выдает ли он чью-либо тайну. — Кажется, она иногда разрешает почитать. Но у себя дома. На руки нет, не дает.

Можно только представить, сколько времени и сил потратили энергичные мхатовские студенты Епифанцев и Высоцкий, чтобы «выйти на след» таинственной Елены Сергеевны и, заручившись необходимыми рекомендациями, уговорить ее разрешить им прочитать легендарный роман.

Но с тех пор Владимир, отвечая на вопрос о самом любимом писателе, неизменно отвечал: «Михаил Булгаков».