Татьяна Егорова потом вспоминала об этом странном вечере и о Высоцком: «Вокруг него образовался круг артистов. Я взяла свой стул и села неподалеку. Он впился в меня глазами и вместе со стулом подвинулся к моему.. Ударил по струнам... Встал. Налил водки. Выпил. Налил бокал шампанского — протянул мне. Опять ударил по струнам и новая песня — глядя мне в глаза... Мой цензор был во хмелю и крепко спал, и я без руля и без ветрил бросилась в «поток» под названием «Высоцкий». Он это чувствовал, у нас произошло сцепление... Какого рода сцепление было у Высоцкого, мне не дано знать, скорее всего, это было вечное одиночество... В этом небольшом зале летали невидимые огненные стрелы, вспыхивали невидимые молнии — напряжение было такое, как во время грозы. Своим рычащим и хриплым голосом, впившись в мои зрачки, Высоцкий продолжал... Я сидела, улыбаясь, в малиновой юбке, в белой кофточке, как во сне, раскачиваясь на стуле, с остатками шампанского в прозрачном бокале... Я явно ему нравилась, Андрюша (Миронов. —
Бывает. Зря, что ли, Высоцкий пел:
Как же, как же, «победитель»... Из Парижа — ни гу-гу. Весь ноябрь в театре не играет, постоянные (и справедливые) претензии, висит там буквально на волоске. Потом опять больница, черт бы ее подрал, надо ломать график съемок «Опасных гастролей». Хотя при чем тут больница и лекари, сам во всем виноват!
В середине декабря состоялся худсовет Таганки по поводу восстановления в гражданских правах артиста B.C. Высоцкого. Ребята потом пересказывали (хорошо иметь всевидящее ухо) речь Любимова: «Есть принципиальная разница между Губенко и Высоцким. Губенко — гангстер, Высоцкий — несчастный человек, любящий, при всех отклонениях, театр и желающий в нем работать». Строгий дядюшка Дупак якобы предложил перевести Высоцкого в рабочие сцены. Хотя бы временно, на какой-то срок. Дескать, есть же на Западе общественные работы, в той же его Франции, например.
Уел, чапаевец. Не иначе, от своей женушки, дочери героического комдива, мозгов поднабрался. Разберемся...
А тут еще Славина, прости Господи, свинью подложила. Пришел к ней за советом, как к товарищу: что делать, Зин? Она и присоветовала: встань перед Любимовым на колени и скажи: «Отец родной, не погуби!» Он послушался, дурак. А когда рухнул перед шефом, тот решил, что Высоцкий пьян и заорал: «Щенок, встань с колен! Ты что ползаешь, встать уже не можешь?!.» В общем, удружила Зина, научила...
На днях звонила Марина, обещала приехать на Новый год. Тогда все и наладится.
Перед праздником в театре решили устроить предновогодний «домашний огонек». Многое изменилось за четыре с небольшим года, раньше каждый день рождения был общим праздником, а теперь? Стареем... Болгарский журналист Любен Георгиев, случайно оказавшийся среди гостей на том вечере, видел: «Каким мрачным и молчаливым выглядел Владимир... Возле его столика стоял пустой стул. Должна была приехать Марина (два или три раза он выходил и куда-то звонил по телефону), но она не приехала...»
«ОСТАЕТСЯ ОДНО: ТОЛЬКО ЛЕЧЬ ПОМЕРЕТЬ!..»
Очередная новость «извне»: на каком-то большом совещании в горкоме упомянули фамилию «Высоцкий». Приятного мало: «Театр на Таганке выгнал Высоцкого, так его подобрал «Мосфильм». Во- первых, театр не выгнал, на днях даже репетировал в горьковской «Матери», а во-вторых, если кто и подобрал, то не «Мосфильм», а Одесса.
Юнгвальд-Хилькевич задумал нечто вроде оперетки на революционные темы. Материал документальный — знаменитое «лит- виновское дело» 1910 года, когда большевики с помощью артистов переправляли из-за границы в Россию нелегальную литературу и оружие. Сценарий примитивный, зато есть где разгуляться. Тем более всю эту буффонаду, костюмированное представление Георгий-
Юрий предложил насытить всякими веселыми вставными номерами, в том числе и песнями. Канкан, девки пляшут, ногами машут, шансонье Жорж Бенгальский (он же подпольщик Николай Коваленко) поет куплеты: