«Владимир Высоцкий – Суперагент КГБ»

В Париж наш герой приехал в самом конце февраля, чтобы вплотную заняться своим паблисити в Западной Европе: ему предстояло одобрить выход на студии «Шан дю Монд» своего диска-гиганта, записанного, как мы помним, еще в 1975 году, а также записать еще один диск- гигант, причем уже не имеющий никакого отношения к Компартии Франции. Речь идет о пластинке «Натянутый канат», который был выпущен студией «Барклай», принадлежащей известной английской звукозаписывающей фирме «Полидор». Почему возникла идея этого диска?

Все объяснялось просто: слишком плотное сотрудничество со студией «Шан дю Монд», принадлежавшей ФКП, могло бросить тень на Высоцкого, как на оппозиционера. Чтобы «разбавить» это ощущение у западной публики, в Москве придумали выход: выпустить диск Высоцкого непосредственно под крышей «господ капиталистов», то есть на «Полидоре». Толкачом этого проекта выступил Бабек Серуш, который имел, во-первых, обширные связи среди западной бизнес-элиты (в том числе и среди людей, близких к «Полидору»), во-вторых - был сказочно богат для того, чтобы оплатить выпуск этого альбома на знаменитой фирме. Вот почему осенью 77-го, когда диск «Натянутый канат» выйдет в продажу (весьма оперативно отметим), Высоцкий лично вручит один его экземпляр Серушу - как «толкачу» этого проекта.

В марте 1977 года Высоцкий запишет полтора десятка песен для полидоровского диска (всего в него войдет 11 композиций). Попутно он разрешит проблему и с диском на «Шан дю Монд». Как мы помним, 22 песни были записаны им еще в январе 1975 года, но так до сих пор и не вышли. Почему? Как уже отмечалось, эта парижская студия звукозаписи была в зависимости от ФКП и выпуск пластинки Высоцкого курировался оттуда. Когда два года назад давалось “добро” на ее выход, политическая ситуация была одна (Москва шла на уступки ФКП, пытаясь удержать ее от сползания в объятия итальянских и испанских еврокомунистов), а теперь она изменилась (ФКП в июне 76-го участвовала в конференции в Восточном Берлине и во многом поддержала позиции итало-испанских еврокоммунистов, а в марте этого года планировалась личная встреча трех лидеров западных компартий - ФКП, ИКП и КПИ - где это сближение должно было быть оформлено официально). В итоге испанские коммунисты, легализовавшись в начале 77-го (вскоре после смерти Франко) пошли по пути еще большей радикализации: они вычеркнули слово “ленинская” из определения своей партии. Лидер КПИ Каррильо написал книгу “Еврокоммунизм и государство”, где говорилось, что советская система вовсе не диктатура пролетариата и не рабочая демократия, а бюрократическая диктатура чистой воды. Да еще со всеми отличительными чертами тоталитарного режима.

Если учесть также новый виток противостояния советских властей и диссидентов, который выпал на начало года, то становится понятным, почему в этих условиях отношение Москвы к выходу французской пластинки несколько изменилось. Нет, там ее не запретили (чтобы лишний раз не злить ФКП), а решили повторить ситуацию 72-го года, когда параллельно с гонениями на политических диссидентов диссидентам из творческой среды наоборот дали “зеленый свет”. А тут еще в начале марта в СССР намечались торжества по случаю 106-й годовщины Французской революции (в Москве должна была пройти Неделя французских фильмов, в Большом театре планировалось выступление французских артистов, включая горячо любимую Брежневым Мирей Матье, в эфирную сетку ТВ были включены концерты звезд французской эстрады, вроде Далиды и т. д. ).

На фоне этих событий французский диск Высоцкого Москва выпустить разрешила (и об этом французскую общественность специально уведомили тамошние прокоммунистические СМИ), однако потребовала, чтобы он был скомпанован по московской указке (об этом французские СМИ промолчали). А именно: в нем должны были остаться только четыре песни из 22-х записанных, а место исключенных должны были занять те композиции, которые уже выходили в Советском Союзе на миньонах (в основном это были военные песни в количестве 10 штук - итого получилось

песен).

Высоцкий в «бутылку лезть не стал», поскольку, как он сам заявил Дану Раттелю в «60 минутах»: «Я люблю свою страну и не хочу причинять ей вред. И не причиню никогда». Трудясь на ниве шпионажа, он и в самом деле приносил неоценимую пользу своей стране - наверное, даже большую, чем на ниве творческой.

Между тем шпионская нива требовала от Высоцкого напряжения все больших физических сил. Вот почему он тогда вынужден был обратиться к советским властям с письменной просьбой разрешить ему выезжать во Францию больше одного раза в год. Зачем? Все упиралось в одно: в возросшую необходимость КГБ использовать Высоцкого на ниве заграничного шпионажа.