Владимир Высоцкий в Одессе<br />(Документальная повесть)

Планировалось ли в картине участие Высоцкого? С этим вопросом я обратился к В. Мальцеву, весьма известному человеку на Одесской киностудии, в качестве ассистента режиссёра и директора картины причастному к созданию многих фильмов.

М. Ц. — В фильм „Внимание, цунами!" Высоцкий изначально не планировался? Насколько я знаю, он туда только песни писал?

В. М. — Он планировался. То есть, ну как… Они очень дружили с Юрой Хилькевичем, и тот очень хотел его снять, но не удалось. Его даже из титров фильма как автора песни хотели вырезать.

Там было так: ещё и проб не было, Юра только предложил, так ему сразу сказали: „Закроем картину, если там будет Высоцкий". А с картиной получилась такая история… Сдача картины должна была быть 31 декабря. Её начинал снимать Игорь Старков, автор сценария. И он её снимал. Три месяца проснимал, не снял ни одного кадра. Вот так вот… Он сценарист хороший, а режиссёром быть не мог.

Оставалось до сдачи три месяца, до Нового года, до сдачи картины, нужно было выручать. А Хил (Юнгвальд-Хилькевич. — М. Ц.) был на высоте тогда. Он только что снял „Опасные гастроли". Эту картину хоть пресса и ругала, но ажиотаж был просто невиданный, поэтому Хилу предложили спасать картину. Причём предложила не только студия, но и Госкино Украины, и Госкино СССР.

Получалось так, что если этой картины не будет, то её нечем заменить было. Туда были брошены все силы. Хил только заикнулся о Высоцком — куда там! Сказали: „Надо сдать картину, чтобы мы все получили премии". Поэтому идею участия в фильме Высоцкого зарубили просто на корню. Но песню Высоцкого использовать разрешили.

Пригласили посниматься любимую Высоцкого — Таню Иваненко. Так что она снималась, а он приезжал»[109].

Последняя фраза не совсем точна: эпизод, в котором участвовала Т. Иваненко, снимался не в Одессе, а во Владивостоке, — на Одесской студии шло озвучивание фильма.

«Белый взрыв» (1969 год)

В картине режиссёра С. Говорухина «Белый взрыв» Владимир Высоцкий исполнил крошечную эпизодическую роль капитана. Теперь этот эпизод — единственная причина, по которой довольно-таки неудачный фильм иногда демонстрируют по телевидению, хотя вся сцена с участием Высоцкого занимает меньше половины страницы режиссёрского сценария.

«В укрытии, над нависающей скалой, покрытой кустарниками и цепкими, растущими в трещинах деревьями, сидел на патронном ящике пожилой капитан и в раздумье тёр небритые щёки. Слышались разрывы снарядов, выстрелы — рядом шёл бой.

Перед капитаном стояли лейтенант Артём и шофёр. Шофёр курил, слушал с безразличным видом.

— Альпинисты, — медленно повторял капитан. — Где ж я тебе их достану? Может, у Савельева в роте?

Он повернул голову вглубь укрытия, где сидел политрук с забинтованной головой и чистил пистолет.

— Там, вроде, нету, — ответил политрук, не поднимая головы.

— Немцы закрыли перевал, — сказал Артём.

Капитан недоверчиво посмотрел на него, но понял, что лейтенант не шутит.

— Н-да. Когда они?

— Сегодня утром.

— Слышал, политрук? — капитан снова повернулся к политруку.

Тот спокойно продолжал чистить пистолет, а потом, не отвечая на вопрос, сказал:

— Кажется, есть один. Шота Илиани, сван. Если и не альпинист, то всё равно горы знает, вырос тут…

— Спичкин! — крикнул капитан.

…И через секунду в укрытие влетел молодой двадцатилетний солдат с припухлыми, ещё мальчишескими губами.

— В роту Пилипенко! Шота Илиани — ко мне»[110].

Изначально всё планировалось иначе: Высоцкий не должен был появиться на экране даже в эпизоде, но в картине должны были звучать его песни.

«В августе 69-го — я как раз валялся в постели после вертолётной аварии, — вспоминал позднее С. Говорухин, — от него (Высоцкого. — М. Ц.) пришло звуковое письмо. На магнитофонной ленте были записаны две песни. Первая показалась мне несколько иллюстративной.

И когда шёл бой за перевал, —
Чтобы не был ты врагом замечен, —
Каждый камень грудью прикрывал,
Скалы сами подставляли плечи.

Вторая же понравилась безусловно. И простотой мысли, и простотой формы, и запоминающейся мелодией.

И пусть пройдёт немалый срок —
Мне не забыть,
Что здесь сомнения я смог
В себе убить.

Почему-то ни одну из этих песен я в картину не вставил. Сейчас жалею. Но тогда мне показалось, что песни не могут органично войти в фильм, и вообще снижают драматизм происходящего на экране.

Володя крепко обиделся. До этого обычно его песни выкидывало из фильмов кинематографическое начальство. А тут — режиссёр, товарищ… Помню наш разговор:

— Я знаю, почему ты не вставил мои песни.

— Почему?

— Хотел посмотреть, получится ли у тебя без меня.

Не уверен, имел бы фильм успех, будь там песни Высоцкого. Но без них он прошёл по экранам незаметно, никто его не помнит, кроме альпинистов»[111].