Читаем Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти полностью

Все изданные до сих пор биографии, по мнению Новикова, не раскрывают «внутреннюю жизнь Высоцкого, его творческую рефлексию, глубоко интимное “чувство пути”». В. Новиков же берется «реконструировать, воссоздать внутренний мир Высоцкого», отойдя от «рамок строгой научности». Казалось бы, наоборот, ученый-филолог должен был бы использовать какую-то научную методологию для описания жизни известной личности. Тривиальные пути не для нас! Это будет, решил Новиков, не биография, а автобиография (!), рассказанная самим Высоцким («внутренний монолог героя»), этакий спиритический сеанс, растянутый на 500 страниц текста, набранного убористым шрифтом. Для тех, кто сразу не понял, профессор дополнительно разъясняет, что «повествование будет строиться интроспективно, но не от первого лица, в форме не собственно прямой речи, когда голос автора и голос персонажа звучат в унисон».

Придуманный метод Новиков предлагает вовсе не как какое-то «ноу-хау», а как бы предложенный самим Высоцким: «Если писать о другом как о себе и о себе как о другом – особый эффект возникает, изображение как бы удваивается, становится стереоскопическим… Для романа нужен такой «он», в которого авторское «я» может вместиться – пусть не полностью, но большей частью».

Кому не понятно? Новиков растворился в Высоцком или растворил Высоцкого в себе. Хорошо, что не полностью, а частично… «Растворение» Новикову необходимо для того, чтобы «понять то, что осталось скрыто даже от близких Высоцкому людей». Ведь не «склонный к декларациям «нетрепливый мужик» Высоцкий при жизни скрыл свою «жизнетворческую стратегию», и Новиков берется «духовным усилием биографа» вскрыть сокрытое, взяв в соавторы покойного. Не хотел Высоцкий высказываться о себе при жизни, Новиков «духовным усилием» заставит его рассказать после смерти. Читателю книги Новикова придется нелегко – постоянно нужно быть начеку, чтобы не путать мистику с реалиями, правду с вымыслом и явной фантазией.

В предисловии к журнальному варианту он пишет: «И конечно, рассказывая о Высоцком, невозможно было не поддаться стихии живого, естественного и динамичного языка его поэзии и прозы, его устных рассказов и писем». И потому автор через страницу щеголяет фразами Высоцкого, не ставя их в кавычки, не ссылаясь на источник. Очевидно, беллетризованное повествование предполагает такой подход. Здесь уместно процитировать самого Новикова: «Но противно, когда цитатами из Высоцкого сыплют люди, никогда не бывшие его друзьями, а сейчас пытающиеся сделать на нем свой маленький бизнес». Слово и дело здесь не в ладу!

Обычно соавторство согласовывается. Но тут случай особый – один из соавторов умер 28 лет назад. Профессор не задается вопросом: «А этичен ли такой подход к изложению жизни покойного без его согласия?» Да, любил поэт «влезать в шкуру» самых разных людей. Разных, но не конкретных. И очень не любил, когда лезли в душу к нему.

Я не люблю, когда мне лезут в душу,Тем более – когда в нее плюют.

«Прием непривычный, даже дерзкий…» – без ложной скромности пишет В. Новиков. «Каждый пишет, как он слышит…» – пел Б. Окуджава. Может, дерзкий метод «влезания в чужую душу и вещание оттуда неповторимым голосом героя в унисон или каноном с автором» имеет право на существование, но главное тогда не наплевать, не наврать, не натоптать там, в чужой душе, в результате литературных манипуляций с биографией Высоцкого!

Влезли ко мне в душу и рвут ее на части —Только б не порвали серебряные струны!

Выбор того или иного метода изложения биографии выдающейся личности – право автора. Но есть и обязанность – не извратить описание жизненного пути и показать подробности жизни человека определенной эпохи и определенной среды. Необходима кристаллизация огромного объема информации, многократное уточнение и корректировка хронологии путем сопоставления свидетельств и документов. И находятся такие исследователи, которые, затрачивая уйму времени, духовных и физических сил, перелопачивают многостраничные информационные напластования ради одного ма-а-ленького фактика, последовательно переходя во второй, третий и другие круги ассоциаций. И очень часто он, этот фактик, стоит иной многостраничной монографии. Только точность бесстрастных фактов может позволить приблизиться к образу Высоцкого. У Новикова, к сожалению, это не получилось… Произведения гениального поэта можно анализировать и через сто лет после его смерти, биографию же должны писать добросовестные современники. Ну а без знания полной и правдивой биографии вряд ли возможен качественный литературный анализ, объяснение того в его творчестве, что и на сегодняшний день остается скрытым или не до конца понятным для читателя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лучшие биографии

Екатерина Фурцева. Любимый министр
Екатерина Фурцева. Любимый министр

Эта книга имеет несколько странную предысторию. И Нами Микоян, и Феликс Медведев в разное время, по разным причинам обращались к этой теме, но по разным причинам их книги не были завершены и изданы.Основной корпус «Неизвестной Фурцевой» составляют материалы, предоставленные прежде всего Н. Микоян. Вторая часть книги — рассказ Ф. Медведева о знакомстве с дочерью Фурцевой, интервью-воспоминания о министре культуры СССР, которые журналист вместе со Светланой взяли у М. Магомаева, В. Ланового, В. Плучека, Б. Ефимова, фрагменты бесед Ф. Медведева с деятелями культуры, касающиеся образа Е.А.Фурцевой, а также отрывки из воспоминаний и упоминаний…В книге использованы фрагменты из воспоминаний выдающихся деятелей российской культуры, близко или не очень близко знавших нашу героиню (Г. Вишневской, М. Плисецкой, С. Михалкова, Э. Радзинского, В. Розова, Л. Зыкиной, С. Ямщикова, И. Скобцевой), но так или иначе имеющих свой взгляд на неоднозначную фигуру советской эпохи.

Нами Артемьевна Микоян , Феликс Николаевич Медведев

Биографии и Мемуары / Документальное
Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?
Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?

Михаил Александрович Полятыкин бок о бок работал с Юрием Лужковым в течение 15 лет, будучи главным редактором газеты Московского правительства «Тверская, 13». Он хорошо знает как сильные, так и слабые стороны этого политика и государственного деятеля. После отставки Лужкова тон средств массовой информации и политологов, еще год назад славословящих бывшего московского мэра, резко сменился на противоположный. Но какова же настоящая правда о Лужкове? Какие интересы преобладали в его действиях — корыстные, корпоративные, семейные или же все-таки государственные? Что он действительно сделал для Москвы и чего не сделал? Что привнес Лужков с собой в российскую политику? Каков он был личной жизни? На эти и многие другие вопросы «без гнева и пристрастия», но с неизменным юмором отвечает в своей книге Михаил Полятыкин. Автор много лет собирал анекдоты о Лужкове и помещает их в приложении к книге («И тут Юрий Михайлович ахнул, или 101 анекдот про Лужкова»).

Михаил Александрович Полятыкин

Политика / Образование и наука
Владимир Высоцкий без мифов и легенд
Владимир Высоцкий без мифов и легенд

При жизни для большинства людей Владимир Высоцкий оставался легендой. Прошедшие без него три десятилетия рас­ставили все по своим местам. Высоцкий не растворился даже в мифе о самом себе, который пытались творить все кому не лень, не брезгуя никакими слухами, сплетнями, версиями о его жизни и смерти. Чем дальше отстоит от нас время Высоцкого, тем круп­нее и рельефнее высвечивается его личность, творчество, место в русской поэзии.В предлагаемой книге - самой полной биографии Высоц­кого - судьба поэта и актера раскрывается в воспоминаниях род­ных, друзей, коллег по театру и кино, на основе документальных материалов... Читатель узнает в ней только правду и ничего кроме правды. О корнях Владимира Семеновича, его родственниках и близких, любимых женщинах и детях... Много внимания уделяется окружению Высоцкого, тем, кто оказывал влияние на его жизнь…

Виктор Васильевич Бакин

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее