Владимир Высоцкий знакомый и незнакомый

Ночами написаны многие из его песен, музыку он сочинял тихо, приглушенно, «под сурдинку», потому что все вокруг спало. Сочинял он и «в уме», во время длительных перелетов, закрыв глаза и свободный от всего земного…

Тщательно правил свои стихи и мелодии, доработка свидетельствует о высокой его взыскательности, о настойчивой шлифовке языкового и музыкального материала. «Из бумаг Высоцкого видно, как он работал над словом, — отмечает Белла Ахмадулина и продолжает: — У него много вариантов одной строки. Он истинный подвижник именно литературного дела».

* * *

Черты личности Высоцкого, ее оригинальности и неповторимости проявляются и в его исполнительской манере. Здесь он тоже совершенно неподражаем.

Андрей Вознесенский рассказывал, как Высоцкий пел свою великую песню «Чуть помедленнее, кони…»:

— Когда он запевал, страшно становилось за него. Он бледнел исступленной бледностью, лоб покрывался испариной, вены вздувались на лбу, горло напрягалось, жилы выступали на нем. Казалось, горло вот-вот перервется, он рвался изо всех сил, изо всех сухожилий…

Однако в жизни, в обществе, в компании друзей, когда его не просили петь, он был совсем иной. Говорил тихо, был замкнут и молчалив, редко участвовал в общем разговоре, скромно вел себя и на пресс-конференциях в театре. Таким запомнил его и Вознесенский: «Он был тих в жизни, добр к друзьям, деликатен, подчеркнуто незаметен в толпе». И еще: «Я никогда не видел на нем пиджаков. Галстуки теснили ему горло, он носил свитера и расстегнутые рубахи».

Один наш поэт рассказывал мне, как он познако-милея с Высоцким. Он никогда прежде его не видел и удивился, когда понял, что уже полчаса сидит рядом с ним и разговаривает, не узнав его даже по голосу. Я тоже имел возможность видеть, как он делается незаметным, надев большие темные очки. Разговаривал он, правда, насмешливо, но к коллегам относился с большим уважением, готов был вступиться за каждого, особенно за тех, к кому испытывал чувство нежной дружбы.

Анастасия Вертинская на мой вопрос, знала ли она лично Высоцкого и каким он остался в ее воспоминаниях, ответила:

— Да, я очень хорошо знала Володю. В жизни это был мягкий и обаятельный человек, всегда улыбчивый и доброжелательный. Это был художник широкого, разностороннего дарования.

Того же мнения и Александр Митта:

— На сцене театра или с гитарой он был сгустком накаленной энергии, казалось, не знающей удержу и препон. А в общении с людьми — невероятно сдержан, собран, тактичен, терпелив.

— На меня при наших встречах с Высоцким, — вспоминает Михаил Ульянов, — всегда производила впечатление какая-то его дружественность — хоть и издалека, но очень крепко это чувствовалось… Даже странно как-то: человек, который ломал привычные благозвучные каноны, был внутренне очень интеллигентным. В нем не было никакой актерской разухабистости, ни амикошонства, ни расхлябанности. Была какая-то очень хорошая мужская сдержанность.

Эти впечатления совпадают с высказываниями многих людей, знавших Высоцкого близко. Все отмечают его спортивный вид, решительную походку, постоянно напряженные мускулы, необыкновенную красоту и необыкновенную энергию каждого его появления на сцене. Сплав спорта и трагедии, мужественности и детскости, отчаяния и отчаянной дерзости.

То же можно сказать и о его выступлениях, в которых «высвобождалась его огромная творческая сила и самоотдача» (Наталья Крымова). Особенно хорошо видны спортивные качества Высоцкого в кадрах, снятых Венгерским телевидением. Там он во время пения делает всевозможные гимнастические фигуры, например: шпагат в воздухе, поет стоя вниз головой, быстро меняет позы и прочее. И все это не является самоцелью, просто он иллюстрирует свою веселую и бодрую песню «Утренняя гимнастика». Подобные акробатические номера и их элементы (чаще всего «цыганское колесо») используются им и в некоторых театральных спектаклях «Таганки».

* * *

В большой прессе о «Таганке» писалось очень отрывочно. О целом ряде спектаклей вообще не упоминалось. Не было творческих портретов актеров — куда им, они еще молоды, успеют… Лишь в начале 1977 года в журнале «Театр» появился обзорный портрет Высоцкого, написанный молодым автором Михаилом Борком. Вообще весь первый номер журнала был отдан молодым рецензентам и театральным критикам.

Когда в том же году я вручил Высоцкому шестой номер нашего журнала «Септември», где поместил объемистую статью о его театральных работах, он, перелистывая журнал, стрельнул в меня глазами и пошутил, что не каждый день о нем выходят такие статьи. «Началось», — подхватил я его шутливый тон, имея в виду статью Борка. «Первая, — бросил он, — и единственная!»

К сожалению, шутки, особенно когда они содержат мрачный юмор, имеют свойство превращаться в прогнозы. Библиографы усердно роются сейчас в центральных газетах, чтобы найти где-нибудь упомянутое при жизни имя Высоцкого. Увы… Зато в местной прессе, в том числе и многотиражках, множество публикаций, о которых мы и не подозревали. Я перелистываю ворох таких старых газет в доме Семена Владимировича Высоцкого…