Владимир Высоцкий знакомый и незнакомый

Нам долго будет не хватать Высоцкого — его талантливых выходов на сцене «Таганки» и его героев, которых он создал, его веселых, грустных, озорных и непримиримых песен, его доверительного хрипловатого голоса… Вот почему пластинка, которую выпустила фирма «Мелодия», — это продолжение встречи с Высоцким, с его такой недолгой и яркой жизнью, его творчеством, его искусством.

Закончить бы мне хотелось это слово о Владимире Высоцком стихами, которые я назвал «Черный лебедь»:

Еще одна разбита фара
И свет погас.
Возьму упавшую гитару,
Спою для вас.
Слова грустны. Мотив не весел,
В одну струну
Но жизнь, расставшуюся с песней,
Я помяну
И снова слышен хриплый голос
Он в нас поет
Немало судеб укололось
О голос тот.
И над душой — что в синем небе —
Не властна смерть.
Ах, черный лебедь, хриплый лебедь,
Мне так не спеть.
Восходят ленты к нам и снимки,
Грустит мотив.
На черном озере пластинки
Вновь лебедь жив…

* * *

Юрий Трифонов обратил внимание на нечто очень существенное в творчестве Высоцкого: «По своему человеческому свойству и в творчестве своем он был очень русским человеком». В своих стихах и песнях Высоцкий сумел передать склад ума и образ мыслей своего народа. И это относилось ко всем его представителям — пограничникам и космонавтам, рабочим и служащим, бюрократам и чиновникам, вплоть до уголовников. Если мы правильно поняли рассуждения писателя, то для Высоцкого и милиционер — русский человек, и преступник — тоже. В гражданстве не отказано никому. Русское — в крови, уме, совести и у тех, кто странствует на чужбине, и у тех, кто мыкается по лагерям и тюрьмам. Картина России в творчестве Высоцкого предстает во всей своей совокупности, с ее великим и низменным, так, как всегда было у реалистов-классиков.

Определяя, что из многообразной и неисчерпаемой панорамы жизни больше всего привлекало внимание певца, что для него было главным в очень неоднозначном русском характере, Юрий Трифонов говорит: «Высоцкий выражал какую-то удаль, отчаянность, сумбур русского народа и в то же время широту души. Вот это все вместе, тут трудно подобрать одно слово, это поэтичное и в то же время насмешливое и мудрое отношение к жизни, делало его песни очень жизненными».

Не однажды я говорил о Высоцком с Владимиром Соколовым. 3 сентября 1984 года у поэта был творческий вечер в Варне, и мы коснулись этой темы.

— Владимир Высоцкий, — сказал Соколов, — это прежде всего большой талант и большой человеческий характер. Он был всецело связан со своим поколением, а через него и со всеми людьми. Всегда будет поражать его потрясающая искренность. Я не знаю всех песен Высоцкого и специально просил сына принести мне все его песни. Это было тогда, когда прозвучала неудачная критика по поводу его стихов. Я понял, что его песни — это маленькие спектакли. До сих пор удивляюсь, когда их слушаю, как голосом можно изображать жест. Или как он может спеть два и три голоса. Это был человек нашего времени, и я думаю, что его песни будут жить долго.

14 октября 1986 года во Дворце культуры Московского автозавода имени Ленинского комсомола мы записывали концерт Татьяны и Сергея Никитиных. Рабочие спросили их: «Что вы думаете о Высоцком?» Вот что ответила Татьяна:

— Высоцкий своим талантом заслужил себе такое место в нашем искусстве, что совершенно не зависит от того или иного мнения. Его вклад в современную нашу культуру огромен. К сожалению, такое гласное его признание пришло к нему лишь после смерти. Он был всегда очень любим народом. Мы счастливы, что застали его, что были его современниками. Мы с Сергеем не можем сказать, что были знакомы с Высоцким, несколько раз мы выступали вместе на концертах, здоровались с ним, и этим исчерпывались наши контакты. Мы преклоняемся перед этим чудом, которым одарила нас жизнь, преклоняемся перед мужеством и честностью Высоцкого. Он был достойным гражданином нашей страны. Поэтому мы часто поем песни, посвященные его памяти.

И можно ли представить, чтобы речь о Высоцком не зашла в доме Леонида Филатова?!

— Я долгое время не мог ничего написать о Владимире, — признается Филатов. — Я не знал, в какой форме это сделать. Я испытал такое потрясение, что и речи не могло быть о том, чтобы что-то выдумывать, изобретать и прочее. И я решил, что, если выльются какие-то строчки из сердца, — вне всякой поэтической технологии, — тогда это будут стихи. А нет, — значит, нет. И вот такие стихи получились. Они называются «Високосный год». Так случилось, что Владимир ушел от нас именно в високосный год.