Читаем Владимир ВЫСОЦКИЙ полностью

В исполнении Владимира Высоцкого Дон Гуан горд, строптив, неукоснительно блюдет кодекс дворянской чести, он не только соблазнитель, но и в ' высшей степени увлекающийся человек. Однако, следуя большой исполнительской традиции, актер не «купался» в радости любовных утех, не играл ветреника. Высоцкий удивил своей трактовкой: не было в роли взрывов бешеного темперамента, которые он вполне мог бы показать зрителю, не было холодных, опасных вспышек злого ума (только что сыграв в театре Свидригайлова в инсценировке «Преступления и наказания», он доказал, как впечатляющ бывает в эти мгновения), не было повелительных проявлений силы, желающей все подчинить себе. На дне слов и поступков этого Дон Гуана лежала горечь разочарования, усталость от вечной гонки за идеалом — призрачным, ускользающим.

Высоцкий играл Дон Гуана, чутко вчитавшись в пушкинские строки. Его рыцарь греха грешил не ради мелких радостей тела, не ради греха как такового.

Когда в первой сцене Дон Гуан замечал скорбную женскую фигуру в черном, слышал полудетский голосок: «Отец мой, отворите»,— его пылкое воображение поэта любви рисовало образ небесной чистоты и совершенной красоты. Непередаваемо произносил Высоцкий: «Слушай, Лепорелло, я с нею познакомлюсь»,— казалось бы, одну из самых бытовых фраз всего текста роли. Но в том, как она была сказана, слышался и вызов властям, запретившим ему бывать в Мадриде, и присяга гранда, и, главное, надежда на возрождение, на излечение от холодного разочарования. Потому что для этого Дон Гуана страсть — полнота жизни, пробуждение от духовной спячки. Менее всего в большой сцене с Доной Анной эротического возбуждения. Высоцкий играет здесь мятеж, сладость преодоления запрета, восторг поединка с чем-то, что заведомо не под силу преодолеть одному человеку,— поединка с установлениями ханжеского общества, с небом. Пушкинский герой представал человеком Возрождения, лишь случайно поставленным в тиски средневековых предписаний.

Александр Блок сформулировал три задания, три дела поэта: «...во-первых — освободить звуки из родной безначальной стихии; во-вторых — привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в третьих — внести эту гармонию во внешний мир». Как поэт и певец, как артист Владимир Высоцкий честно осуществлял эти задания всю свою творческую жизнь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза