Владимирские Мономахи

— Дарье Аникитишне? Жениха?.. Сейчас?

— Ну-да… Хочет писать прежним своим приятелям по полку, которые женаты и сыновей имеют…

— Сейчас?..

— Да что вы, как дура какая, заладили! — рассердилась Сусанна… — Сейчас да сейчас… Говорят вам — да. Ну, завтра или послезавтра первого гонца отправит.

— Да, как же, моя золотая… — отозвалась Угрюмова, разводя руками. — Я в толк взять не могу. Чего же это приспичило? Хотя бы дал сыну-то помереть, да справил бы поминки сороковые… Ну, тогда бы и начал хлопотать… А то вдруг…

Сусанна начала, волнуясь, ходить по комнате и не ответила.

— Вы знаете, каков он… — заговорила она через мгновение. — Вдруг прозрел или упрямиться бросил, спохватился, что Алеша помирает, и схватился за новую затею…

— Загорелось.

— Именно загорелось. Да это все равно. Теперь ли, после ли… А подумайте, как все трафится. Просто ни глазам, ни ушам не верится. А я-то… я-то? Мне-то! Все хуже, все мудренее… Именно наваждение дьявольское вокруг меня… Вот-вот со всех сторон нечистая сила одолевает. И что я ни подумай, ни сделай — все от нее прахом идет! Сатана все по-своему вершит!

— Опять вы за свое, Сусанна Юрьевна.

— Да. Сатана! И ничего не поделаешь! Его не обворожишь… В полюбовники не возьмешь, чтобы помыкать…

— Не люблю я, когда вы так его понимаете… да такие речи об нем ведете, — боязливо отозвалась Угрюмова. — Да еще пальцем кажете, будто он впрямь, прости Господи, тут поблизости стоит. И приметила я, золотая, что не к добру вы его всегда поминаете да кличете…

— Должно быть, — злобно усмехнулась Сусанна.

— Верно вам сказываю. Я приметила, как начнете вы гневаться да врага человечьего кликать, так он будто и шасть… к нам, то-ись… И всякое-то, все хуже, да хуже оборачивается для нас, а не лучше… Вот что-с…

— Потому что он, дьявол, против меня… А будь он за меня… будь он на красавиц падок… задала бы я ему трезвону… уходила бы его… вот как, сказывают, Алешу.

— Ах, Сусанна Юрьевна. Ей-Богу же… Тьфу! Прости Господи! И расскажи кому про этакие слова, никто не поверит.

Угрюмова перекрестилась и чуть заметно плюнула три раза.

— Да. Креститесь, не креститесь, — раздражительно рассмеялась Сусанна. — В этом нет силы. Я не только от него крестом да молитвою никогда не оборонялась, а сто раз прямо звала: поди мол сюда, людьми клятый, да помоги… Душу, как в сказке сказывается, в заклад бери! И, понятно, никогда ничего не добилась. Бывало не раз даже бранилась да насмехалась, издевалась… Ах, мол, ты, Сатана Сатанинович, олух измышленный. Будь ты и впрямь на свете, да хозяйничай, как люди выдумали да врут, то давно бы на мой зов откликнулся, окаянный…

— Ах, Сусанна Юрьевна… Не могу я!.. — воскликнула Угрюмова отчаянно и, взяв себя руками за голову, она поднялась со стула, чтобы уйти.

— Ну, сидите, сидите. Я ведь зову… не вы… Мне беда, а не вам.

— Да мне вас жаль, золотая моя… Сколько раз я вам твердила: помолитеся Богу… Просите прощенья. Чаще в церковь ходите, чаще говейте… Господь простит и все наладится. А вы — нет! Вместо Бога все его кличете… И как, говорю, начнете шибче кликать, то только хуже выходит все…

Наступило молчание. Сусанна села, понурилась и задумалась, а потом медленно заговорила будто себе самой, будто вспоминая и рассказывая и будто защищая себя перед кем-то…

— Да, была бы я, как все. Зачем меня судьба обидела? Не по охоте так начала я помышлять, а люди заставили. Я тоже, как все была и добрая и доверчивая… Девочкой Богу молилась, может, побольше, чем какая иная в эти годы. С тринадцати лет, помню, стала Бога просить послать мне мужа, хорошего, доброго, чтобы я его всю жизнь любила, его одного… Вот и послал!.. Да не Господь послал, а Сатана послал. Злыдня и обманщик!.. А люди потом начали из-за него попрекать да клясть. И не его, дьяволова посланца, а меня… А за что же меня? Чем я была виновата? Тем разве, что не знала, какие злыдни на свете урождаются и какие злые дела на свете творятся… Ну, вот и возмутили во мне душу на всю жизнь… Была я что овца, а стала волком… Чья вина?! Они здесь меня «ястребихой» прозвали за смелость мою и за повадку… Нет. Меня бы лучше им «волчихой» звать. Да… Меня раз обидели кровно, больно, безжалостно. Ну, а я стала отплачивать сторицею. Да, это еще все цветочки… Чую, что все цветочки. Ягодки будут еще впереди… Сатана оробеет и, может, со страха откликнется мне.

— Ах, Сусанна Юрьевна! — воскликнула слушавшая Анна Фавстовна и всплеснула руками.

Сусанна будто очнулась… Она себе говорила и почти забыла, что около нее сидит ее наперсница.

Это выражение Сусанны об ягодах впереди было ответом на новую мысль, смутно явившуюся ей вдруг в голову. Владелец Высоксы заменится скоро другим владельцем. Почему не попробовать покорить себе также этого нового хозяина в доме и распорядителя всего состояния! Да, тогда уже пойдут — ягодки!