Владимирские Мономахи

И кто знает? Если б Дмитрий запоздал на мгновение схватить злодея за руку или, ударив его наотмашь в голову, обмахнулся бы и не оттолкнул… кто знает, что было бы теперь с ней, «что» была бы она — умирающая или уже мертвая!

Она ясно помнила, что Анька в третий раз замахнулся отчаяннее, азартнее… рука с ножом, взмахнутая еще выше над ее головой, грозила нанести гораздо сильнейший и, конечно, смертельный удар… Нож, прорезав, как бритвой, рукав венгерки Дмитрия, завяз в шнурках и позументах по самую рукоять и, застряв, остался. Злодей выпустил его из руки и, обезоруженный, бросился к перилам и исчез с балкона.

Да, этот третий удар, остановленный Дмитрием, был бы ее смертью. Первая рана, нанесенная около шеи, была самая легкая… Анька наносил ее дрожащей, неверной рукой, не ударил, а будто ткнул… Вторая рана в грудь была нанесена с размаха, была глубока и только случайно не была смертельна.

Вениус подробно объяснил Сусанне, почему рана, на вид большая, не опасна, а иная, даже менее глубокая, была бы очень опасна. Она поняла хорошо, хотя в первый раз в жизни узнала, что у нее, как и у всех людей, есть жилы, вены, артерии и т. д. Однако она боялась за сердце и спрашивала, задето ли сердце или совсем прорезано. Немец даже рассмеялся и, объяснив, что рана далеко от сердца, прибавил:

— Серсэ и от махоньки булавочек wurde капут sein. Биль бы — стой! Серсэ — кароший часи… Немношечки хлоп — и стоп!

И он, сравнив сердце с часами, с трудом кое-как объяснил Сусанне, что порча малейшей пружинки останавливает ход часов, а простая иголка, воткнутая в сердечную сумку, причинила бы мгновенную смерть.

— Но это не ваше дело. Ви знай только, что ваш серсэ совсем карош. Alles ganz gut!

Между тем, пока Вениус с фельдшером, с Анной Фавстовной и горничной хлопотал около раненой, Аникита Ильич сидел в маленькой гостиной племянницы вместе с Дмитрием, которого несколько раз подробно заставлял рассказать себе «как было дело».

Молодой Басанов правильно, не путаясь, повторял то же самое. Единственное, что удивляло старика, как могла так долго продолжаться борьба злодея с Сусанной, «их барахтанье», чтобы дать возможность молодому человеку прибежать из сада в комнаты Сусанны и вовремя поспеть на балкон.

Разумеется, Аникита Ильич тотчас приказал позвать Змглода и строго объяснил ему, что надо найти злодея.

— Коли не словишь мне этого Каина, то, не взыщи, надо будет мне выискать для Высоксы более искусного обер-рунта. Мне и барышню жаль, вестимо, но она поправится, Бог даст, скоро… а мне не меньше важен срам на все наместничество… Сусанна-то Юрьевна справится, а срамота останется… Хворание ее, как сказывается, до свадьбы заживет, забудется, а эта срамота на веки вечные запомнится, если мы злодея не поймаем и не накажем примерно…

Змглод промолчал. Поймать злодея было для него невозможно именно потому, что он знал не только, кто он, но знал даже, где он.

Разумеется, при первом же известии о происшедшем в доме Змглод оделся и прибежал в дом. Но, еще не явившись в комнаты Сусанны, он уже понял или догадался, кто преступник.

Слушая барина, он думал:

«Прикажет барышня разыскать его, — сейчас же приведу, а если не прикажет, то Анька только для меня с нею будет пойман и наказан, а для тебя останется и неведом, и в бегах».

Обер-рунт твердо теперь решил уничтожить молодца, хотя бы просто умертвить тайно от всех, застрелить с глазу на глаз и скрыть тело. Он понимал теперь, как важна была бы эта заслуга в глазах барышни… Следовательно, надо всячески стараться, чтобы Анька не попался в руки рунтов, а «ушел бы на тот свет без шуму»… Равно понимал теперь умный Змглод, как прозорлива была барышня, желавшая избавиться скорее от Аньки, и какого маху дал он, Змглод, не сумев вовремя похерить этакого молодца.

Аникита Ильич, убежденный Вениусом, что опасности никакой нет, ушел к себе не озабоченный, а будто оскорбленный событием.

«Никогда таковое в Высоксе не приключалось и не чаялось. Стыдно холопам в лицо смотреть!» — думалось ему.

Не менее старика, хотя совершенно иначе, был озадачен и молодой Басанов. Окончательно придя в себя после стычки с преступником и затем всей кутерьмы и объяснения с дядей, он тоже, как и Сусанна, стал вспоминать все виденное и слышанное за несколько мгновений ее борьбы с неизвестным человеком. Теперь он спрашивал себя, почему он в рассказе своем дяде умолчал о некоторых подробностях происшествия, умолчал бессознательно, понимая, что рассказать нельзя.

А почему?.. Потому что он понимал, что этот злодей был не простой вор и душегуб… Если Сусанна не слыхала или, вернее, забыла, что кричал тот, то Дмитрий отлично понимал… Ночной негодяй обзывал Сусанну странными бранными кличками, он очевидно явился отомстить ей лично, убить ее, а не воровать в комнатах… Наконец сама Сусанна назвала его по имени, как-то странно, Анной или Анюткой… Стало быть, она знала, с кем имеет дело. А когда ее раненую обступили, спрашивали, она в полубезумии от испытанного страха все-таки твердила: «Не знаю! Неведомый человек. Грабитель!»