Владимирские Мономахи

И теперь, через восемь лет, предположения оправдались… Если Высокса, перейдя от грозного Аникиты Ильича в руки добродушного Дмитрия Андреевича, не расшаталась совсем, то, конечно, благодаря «барышне». Всякое утро молодой Баса-нов принимал всех — и докладчиков, и просителей, как, бывало, старик, но конечно все это по мере возможности старался сократить. И занятия делами по заводам никогда не продолжались более часу. Объездов всех заводов молодой Басанов, конечно, совсем не делал. И все в Высоксе — от главных заправил до последнего заводского крестьянина — знали, что от молодого барина зависят пустяки, мелочи, во всяком же важном деле он идет за советом к барышне.

Равно все знали, что когда приедет кто в Высоксу по важному делу с большим казенным заказом, даже если приедет купец из Нижнего, то для виду все толкуют с барином. Но ответа Дмитрий Андреевич никогда тотчас не даст, просит обождать. Только наутро даст он ответ, который идет, конечно, от барышни.

И действительно, Сусанна в первый же год поняла, что оставлять молодого Басанова управлять всем, поведет к беде. И лень его, и добродушие, и легкомыслие — если ему дать волю — приведут все в полный беспорядок. Наконец, кроме того, Дмитрий Андреевич начинал все более тратить деньги. Году не прошло, что он женился, как уже начал швырять червонцами, как копейками. И чем далее, то более…

После смерти Аникиты Ильича оказались капиталы. Теперь их не было! Разные затеи молодого барина и две поездки в Петербург, о которых даже в невской столице заговорили, стоили громадных сумм. Сусанна видела теперь, к чему идет дело.

Дым коромыслом! Охота, вино, карты, всякие затеи, масса гостей, чередовавшихся в доме и не только живших на счет Басанова, но и занимавших у него деньги, — все это, ежегодно усиливающееся, могло наконец привести путаницу в делах, а заводы в упадок.

Сусанна всячески сдерживала Дмитрия Андреевича, насколько могла, и сначала он слушался ее, даже как будто побаивался, но за последнее время, по выражению Анны Фавстовны, начал «отбиваться от рук». Разговоры, советы и убеждения уже не вели ни к чему.

Сусанна часто смущалась, но теперь кончила рассуждением, что какое же ее, собственно, дело, если все начнет разваливаться? Впрочем, после тяжелой, скучной жизни под гнетом старика-дяди, она сама рада была вздохнуть свободнее, перестать стесняться в своих прихотях. Ей тоже были сначала по сердцу гости, пиры и всякие затеи. Но она знала предел новому образу жизни в Высоксе, тогда как Дмитрий Андреевич этого предела даже не чуял: он не понимал или не хотел понять, что если дела заводов запутаются, явятся долги, то эту страшно сложную машину, которая расшатается, мудрено будет справить, и, конечно, не ему под силу!

Машина эта могла удивительно действовать в руках Аникиты Ильича, встававшего с рассветом и до рассвета и входившего во всякую мелочь. Теперь же только что-либо очень важное доходило до Сусанны Юрьевны и вершилось по ее совету. Масса мелочей не доходила даже до Дмитрия Андреевича и решалась разными заправилами.

Разумеется, такие личности, как Барабанов, Пастухов и другие, вновь по-прежнему занимавшие свои должности, были уже не те, что при старом барине. Они и жили иначе. Все веселились так же, как барин, всякий на свой лад, и, конечно гораздо менее занимались делами. В коллегии бывали постоянно серьезные, важные недосмотры и оплошности, а от них путаница, отзывавшаяся даже иногда на производстве и сбыте. Года с два назад крупный казенный заказ в Москву запоздал и, не будучи поставлен в срок, заставил заводское управление заплатить казне около ста тысяч неустойки. Сусанна ахнула. Дмитрий Андреевич отнеся к делу ребячески. На требование ее тотчас сменить Барабанова он согласился. Коллежский правитель вследствие своей беспечности был главным виновником и кругом виноват. Была прямая связь между уплатой неустойки казне и его двухнедельным пированием по поводу свадьбы дочери. Но затем вследствие слезных молений всей семьи Барабановых он оставил виновного по-прежнему коллежским правителем. И все пошло по-старому.

Но главное, что смущало Сусанну, были две вновь приобретенные Басановым привычки: вино и карты. Он пил все больше. Ужины уже не бывали, как прежде, общие со всеми приживальщиками в большой зале. В доме бывало два ужина: один по-прежнему, на котором председательствовала Дарья Аникитична, а с ней и «барышня», другой же в отдельных апартаментах барина, который длился ежедневно до полуночи и был, собственно, кутежом и попойкой.

Когда-то за полночь большой дом-дворец бывал темен, все в нем давно спало, а кто и не спал, тот вел себя тихо, зная, что грозный барин уже давно почивает. Теперь же случалось, что в час и в два ночи в доме еще был гул. После ужина и вина гудели дикие голоса, начинались карты. Разумеется, в числе гостей, губернских и столичных, бывали личности сомнительные. Не было в России ни одного знаменитого картежника или шулера, который бы не заглянул в Высоксу пользоваться от щедрот богача и добряка Басман-Басанова.