— А они тебе верят, как я погляжу. Твое искусство манипулировать умами впечатляет. Но, с другой стороны, ты стоишь на прочном фундаменте. Лорд Гарин, мой верноподданный; принц Омиан, которого я принудил к тесной и постоянной торговле с его родовым врагом; князь Ашана, превратившийся из первого и величайшего союзника в вассала с робким взглядом. Люди довольствовались своими войнами и мелким воровством, пока не появился я и не стал мешать им своей безумной уверенностью, что этот мир создан для того, чтобы я им правил.
— Ты сам себе выносишь приговор. — Ну конечно же, родственница, поскольку некоторые пороки представляют собой отличную замену добродетели. Тебе это отлично известно, тебе, убившей невесту Аварьяна. Я сожалею, что отомстил тебе именно таким образом. Мне следовало бы убить тебя сразу или просто отпустить на волю.
— У тебя не было такой силы. Ты был ребенком, необученным, несдержанным. Ребенком ты и остался, иначе не стоял бы здесь передо мной.
— Я мог бы и не стоять здесь. Мог бы проявить королевскую мудрость, если бы не время, которым ты располагала. Ты испортила мой народ; ты расколола мое королевство. Но ты не более чем досадная неприятность. Изгнанница тихо рассмеялась.
— Не буду отрицать. Мы, защитники истины, всегда доставляем неприятности.
— Разве ты можешь различить, где правда, а где ложь?
Мирейн поднялся на помост с той же неотразимой грацией, которая делала его столь опасным в битве. Князья Ашана отпрянули от него, их улыбки давно исчезли. Луйан, оказавшийся в плену своего трона-бастиона, остался на боевом посту, хотя Мирейн склонился над столом и уставился на него настойчивым сверкающим взглядом.
— Итак, князь. Я сделал тебе одолжение, я попал в твою паутину. Меня всегда восхищало искусство, будь то даже искусство предательства. Но одно я не могу простить: то, что ты так жестоко злоупотребил службой своего гонца. Цареубийство может иметь свои оправдания. Убийство больного невинного человека оправданий не имеет.
Князь спрятал глаза; лицо его не дрогнуло. — Лорд Касиен очень честный человек и очень глупый. А что до его болезни, то ведь вас даже в песнях наделяют великим могуществом врачевателя. Или песни лгут?
— Князь, — мягко возразил Мирейн, — двух истин быть не может. Если сказки обо мне — правда, тогда я действительно король, а ты — предатель. Если легенды лгут, то ты, возможно, не такой уж дурак, но зато достоин презрения: убийца своего собственного добросовестного слуги. — Мирейн слегка подался вперед, опираясь на руки. — Кем бы ты ни был, Луйан из Ашана, и кем бы ни был я, запомни вот что: ты получил меня, но мою империю ты не получишь. И она отомстит за меня.
— Да ну, король Янона? — прошептала ведьма. — Неужели тебя так сильно любят? Оружием и песнями ты покорил север. Сто Царств присоединились к тебе, став подарком человека, который был твоим названым отцом. Усыновил тебя, так будет точнее. Но без его силы тебе никогда бы не забраться так далеко. Никогда, при всей твоей гордыне и хваленом колдовстве, ты не смог бы объявить свои владения империей. Сердцем мира правит именно Орсан из Хан-Гилена, он всегда там правил, кто бы ни был его марионеткой. Мирейн выпрямился и расслабился. — Вполне возможно. Ты сама из рода Халенанов, и тебе отлично известна их великая гордость.
Но они никогда не были королями и никогда не будут. Они всего лишь князья, равные остальным князьям Ста Царств. Они не претендуют на более высокий титул, но и меньшее им не нужно. И они никогда не покорятся никакому королю, кроме того, которого сами выберут.
— Король-марионетка. Иллюзия силы, фальшивые королевские почести.
Слепые глаза широко распахнулись, уставившись на Мирейна, словно они действительно могли видеть. В затылок Элиан словно вонзились иглы. Сила собиралась в ней, словно грозовая туча, разрастаясь в дымном тусклом воздухе, заполняя пустоту там, где следовало быть чужим разумам.
— Марионетка, — прошептала Изгнанница тихо и холодно как ветер. — Маленький задиристый петушок, разодетый как король. Люди оказались рабами своих глаз и умно придуманных песен. Так пусть они увидят и услышат правду. Ты — ничто. Пустышка, фальшивка, оболочка из воздуха и тени. Я давным-давно знаю тебя и давно страдаю от этого знания. — Она подняла руку, которую заполнила тень, и вытянула ее перед собой. — На колени, лжец, порождение лжи, рожденный в притворстве. На колени, и знай своего хозяина.
Звук этого голоса пригвоздил Элиан к месту; низкий, дрожащий, пульсирующий и могущественный, он звучал у нее в ушах, в голове. Колени ее напряглись, иначе бы она упала. Глаза наполнились мраком.