Владычица Хан-Гилена

Жрица не выказала ни удивления, ни страха. — Уважаемая госпожа, — произнесла она, отдавая дань высокому происхождению своей собеседницы, — вы находитесь в пределах Хан-Гилена. Для вас подобные прогулки смертельно опасны.

— Смертельно опасны? — Женщина злобно расхохоталась. — Что смерть для мертвой? — Она придвинулась ближе, высокая бесполая фигура в пятнисто-зеленом наряде, и с неизмеримых высот, слишком далеких даже для ненависти, взглянула на жрицу. — Мертвой и сгнившей, с проклятием, довлеющим над моей могилой, потому что я осмелилась на немыслимое. Высшая жрица Аварьяна в Хан-Гилене, встретившись со скитающейся посвященной с севера, я приняла ее в свой храм. Она поклялась всем святым, рукой самого бога поклялась, что не нарушит данные ею обеты. Служить богу — вот смысл ее существования, отправляться по его приказу в странствие, чтобы скитаться семь лет, оставаться верной его законам. Не знать мужчин.

О да, она служила ему исправно, какое бы поручение ей ни давали, пусть даже достойное лишь служанки, рабыни, а ведь она была дочерью короля. Некоторые думали, что она станет святой.

Но святые не бывают беременными, у них не вырастает живот. Даже у простых жриц не растет, разве что раздувается после смерти, когда их приковывают над железным алтарем на самой вершине башни храма и они принимают смерть от солнца под кристаллом Аварьяна.

Я спохватилась слишком поздно. Я была настоятельницей храма, она же работала на кухне, а одеяние жрицы скрывает многое. Но только не живот беременной женщины, когда она склоняется над лоханью, чтобы надраить котел. Однако никто из работавших на кухне не выдал ее, сговорившись против своей госпожи, бросив вызов установленным порядкам.

Я осмелилась придать это огласке. Я устроила суд. Меня не остановил данный мне ответ, но подействовали оправдания: дескать, негодяйка не нарушала обетов. Ее тело свидетельствовало против нее. Я осудила ее, поступив так, как должна была поступить по закону. «Я не нарушала обетов», — без дрожи в голосе сказала мне она.

И кто бы вы думали заявился к нам, как не сам князь Хан-Гилена?.. Он бросил мне вызов, хотя и был сыном моего брата, а следовательно, должен был покориться заведенному порядку, выказывать послушание в стенах моего храма. Его охрана освободила узницу, а мои жрецы стояли рядом, вложив мечи в ножны, потому что она и их околдовала. Я прокляла их всех. Именем закона я сама взяла меч, чтобы произвести казнь. Но они, мои жрецы, помешали мне, а мой родственник учинил суд надо мной. Меня обязали благословить богом избранную невесту и ее непорочно зачатое дитя, наследника Аварьяна и трона. Мой закон не стал для меня защитой. Князь обладал тем, что он называл состраданием. Он не предал меня смерти, а только лишил меня моего крученого ожерелья и сана, обрезал косу и обрек на изгнание. И все это — на глазах у негодяйки, осмелившейся носить в своем чреве ублюдка.

Слова изгнанницы были похожи на удары молота, силу которым придавали долгие годы мучений. Жрица выслушала их молча. Когда изгнанница закончила, молодая женщина заговорила:

— Вы сами избрали себе наказание. Вы могли бы смириться с правдой и сохранить свой сан или с честью уступить мне свое место, уйдя в монастырь.

— С честью? — Изгнанница была само презрение. — И это говоришь ты, опутавшая империю ложью?

— Не ложью, а божьей правдой. Лицо изгнанницы стало похоже на маску. — Ты нашла правду здесь, о предательница собственных обетов. Весь Хан-Гилен, повинуясь твоему заклинанию, лгал. Но я избежала этой участи. Высылка дала мне свободу, я собрала людей, способных противостоять колдовству и укрепить пошатнувшийся закон. Закон остался, он действует. Он ждет, чтобы забрать тебя. Жрица улыбнулась.

— Не закон, а бог. Неужели вы не слышите, как он зовет меня? — Бог отвернулся от тебя.

— Нет. Даже от вас он не отвернулся, хотя вы этого очень боитесь, боитесь до такой степени, что готовы пойти против него и пасть в ноги его темной сестре. Когда я впервые подошла к вам, когда вы увидели меня и возненавидели за ту любовь, которой он одаривал меня, мне стало вас ужасно жаль, потому что вы совершенно не знали, что есть его любовь. Вы обладали саном, властью, но там, где вы искали бога, его невозможно было найти. Вы отчаялись, но по-прежнему продолжали искать там, где его не было. Он терпеливо ждал, взывая к вам, ждал, когда ваш взор обратится к нему. Даже сейчас он взывает к вам. Неужели вы так и не услышите? Неужели так и не увидите?

В глазах жрицы стояли слезы, слезы сострадания. Руки изгнанницы потянулись к ее лицу, но она уронила их и закричала: — Заставьте ее замолчать!

Сверкнули клинки. Жрица улыбалась. Даже боль не омрачила бы ее радости.

Послышался цокот копыт по камням. Низкий, сильный голос прокричал: — Санелин!

Ему вторил другой, более высокий, близкий к воплю: — Мама!

На поляну вылетели черный пони и рыжий боевой сенель.