Владычица морей

Эфир снова объемисто заполнило угрюмое невнятное мычание, которое после объяснений диктора казалось невыносимым.

Странное это обращение услышали и в Доме колхозника.

В гости к уфологам как раз зашел Аким Поликратов, местный борец за правду и демократические свободы. Борец был невысок, юрок, остронос и быстроглаз. Одет он был в коричневый костюмчик и такую же рубашку. Галстучек у него был подобран в тон рубашке. Поликратов вообще-то пришел в гости к Кононыкину и все допытывался у него, нельзя ли поместить хоть маленькую заметочку об ущемлении его прав местным участковым, который за последние два месяца три раза изымал у Поликратова изготовленный для личного употребления самогон.

— Для себя же гоню! — горячился Аким, прижимая к груди маленькие остренькие ладошки. — Ну, продашь кому из сочувствия бутылочку-другую, не без этого. Но нельзя ж так! Предупредить сначала надо, побеседовать… Как вы считаете, Димочка?

— Мелок ваш вопрос для газеты, — терпеливо объяснял Кононыкин. — Газета затрагивает серьезные вопросы, которые широкое общественное значение имеют.

— Так они ж сами мой самогон пьют, — кричал Поликратов. — Акты на уничтожение составляют, так ведь известное же дело, как эти уничтожения проходят!

Сообщение все слушали с недоумением. Поликратова пришлось несколько раз прерывать, потом отец Николай сунул ему под нос кулак и велел замолчать. Поликратов замолчал, но попытался завершить свою историю оживленными жестами.

— Бред собачий, — уверенно сказал Кононыкин, прослушав сообщение. — Хотел бы я знать, кто это так прикалывается!

Отец Николай промолчал: задумался, видимо, о происходящем. Он лежал на своей койке в трусах и майке, скрестив на груди руки, задрав окладистую черную бороду вверх, и напоминал космонавта, готовящегося к старту. Или штангиста, который после двух неудачных попыток в рывке настраивался все-таки взять вес.

— Не знаю, — с сомнением проговорил Ворожейкин. — Странно все это. Телевизоры опять же не работают. Не похоже это на чей-то розыгрыш, Дмитрий. Сами посудите мертвые из могил стали вставать? Говорящую рыбу поймали? Рыжие новорожденные с родинками объявились? Странный какой-то ряд проявляется. Теперь только Всадников не хватает да железной саранчи.

— А звезда Полынь? — поинтересовался Кононыкин. -

Где она?

— Так ведь не ночь еще, Дима. — Ворожейкин покачал головой. — Знаете, я сам материалист, но в этой ситуации…

— Вы думаете, что и в самом деле? — спросил Поликратов, недоверчиво глядя на уфологов. — Судить нас всех будут? Так это… бумагами запасаться надо. Рекомендации должны. быть… характеристики…

— Какие характеристики? — скривился брезгливо отец Николай. — Ты что, хочешь Богу под нос характеристики совать? С печатями? Ну, брат, ты даешь! Совсем ты, Аким, одурел. Да на хрен Богу твои бумажки нужны?

Кононыкин сорвался с постели и принялся одеваться

— Куда вы, Дима? — удивился Ворожейкин. — Сейчас Николай чаек поставит, мы все и обсудим. Кононыкин махнул рукой:

— Да ну вас! С вашими теориями с ума сойти можно. Пойду к Лукину. — Он вдруг вспомнил, что еще не рассказывал о своем новом знакомом Ворожейкину. — Сегодня познакомились. Он биологию в школе преподает.

— Конечно-конечно, — согласился Ворожейкин. — Идите, Дима. Что ж вам в такой день дома сидеть!

Между тем на улице у правления разгорался спор. Как обычно, вечером здесь собралась теплая компания, чтобы полузгать семечки, пошлепать о стол картами и поговорить о текущих поселковых делах. На сей раз карты были забыты, да и о семечках собравшиеся напрочь не помнили. Шел жаркий спор.

— Это чечены во всем виноваты, — сказал тенором рассудительный Владимир Николаевич Степанов, работавший экономистом в мехколонне. Было ему за пятьдесят, и выглядел он нестриженым перезревшим одуванчиком, волею случая одетым в полосатую пижаму. — Нельзя же людей, как скотину, воровать. Вот Господь и осерчал. Да и американцы хороши. Взяли и Югославию забомби-ли. А там, между прочим, священная гора была, только я забыл, как называется. А они ее забомбили! Грех, значит, на душу приняли!

— А что чечены? — крикнул заслуженный животновод и чабан Магометов. По случаю праздника был он одет в обычный для кавказца наряд — синий джинсовый костюм и джинсовую же рубашку. — Чуть что, сразу чечены! Я, что ли, этих заложников ворую? Я — честный! — При этих словах смуглые и небритые щеки заслуженного чабана заметно порозовели. — У меня на точке генерал Шпигуй не батрачит, можете проверить! Идите, смотрите! Магомет ничего не боится! Сами-то каковы? Кто у меня два года назад трех баранов из отары украл? Не вайнахи украли, русские украли! Шкуры побросали, как последние негодяи! А из них, между прочим, тулуп хороший сшить можно было.