Владычица морей

В Париж надо обязательно. Это зеркало Петербурга, после войны можно посмотреться в него снова. Необходимо лечение. При этом Муравьев отлично помнит про псе дела на Дальнем Востоке. Голова у него ясная. Он полагает, что если бы даже был ничем, кроме как чиновником, и то карьеру надо делать, основываясь па интересах земли, а не на интересе столичных партий и пересудов. По мере возможности совмещать одно с другим.

— Проводить железную дорогу из верховьев реки к Байкалу, как желают американцы, конечно, надо, — говорил Николай Николаевич своему собеседнику и еще недавнему верному сподвижнику. Но и он, и Петр Васильевич Казакевич полагали, что делать это надо самим. И не только до Байкала. — Прежде этого надо проводить телеграф. Позор и потеха, когда курьеры скачут через Сибирь с письмами. Это только авторы оперетт могут предположить, что послы и дипломатические курьеры могут скакать поперек Сибири по снегам, напрямую. На самом деле все не так просто. А железную дорогу проводить придется мужикам, солдатам и каторжникам.

— Для того, чтобы дать американцам право плавать их пароходам по Амуру и торговать, сначала надобно нам самим утвердить за собой трактатом такое право, которого у нас формально нет, хотя мы плаваем и заселяем там земли.

Как ни бурлив кипящий котел столичной жизни после войны, а у Муравьева в голове своя загвоздка. Тут ему нелегко приходится, крутишься вокруг себя, как на коне, и отбиваешься от множества опасностей, как саблей в бою от чеченцев или турок. Чуть что недоглядишь — и самому ссекут голову. Раз Муравьев голова всему делу, то беречь приходится себя в первую очередь. Тяжкие коренные дела он намерен возложить на Казакевича, если Петр Васильевич из-под его руки вывернется, не пойдет сам в гору после Соединенных Штатов.

— Как только заключили мир, я послал курьером в Николаевск-на-Амуре полковника Мартынова. Велел казаков и солдат, собранных мной там для сражений против англо-французских десантов, немедленно возвращать вверх по реке в Забайкалье. Они все из Забайкалья, в прошлом и позапрошлом годах прибыли в низовья на баржах, которые вы строили.

Муравьев возвращал мысли Казакевича в глубь земли своей.

— На чем же, Николай Николаевич, они пойдут против течения?

Казакевич вспомнил реку, ее течение, бури, безлюдье, мели, разливы. Это мука — выгребаться 3500 верст против течения. Успеют ли? Кто же их накормит в пути?

— Для возвращающихся солдат я послал распоряжение — ставить по реке склады с продовольствием. Муку и масло сплавят за льдами из интендантских складов с Шилкинских заводов.

«Пойдут сноровкой, — подумал Петр Васильевич, — как у нас принято». «Чем рыбу ловишь?» — спросил он однажды казака в тех местах. «Головой, ваше высокоблагородие». Так и пойдут они не спеша. «Головой», к семьям, где толкаясь шестом, где под парусом и на веслах, где подобьют утку, рыбу ловить некогда, всюду — впроголодь. Не на буксире пароходов.

Судя по рассказам Казакевича, американцы со стороны судят обо всем трезвей, они дают нам толчок действовать, торопят, им наше дело на Амуре кажется исполнимым и даже исполненным. Муравьев сказал, что если мы учредим на Амуре порто-франко, но закроем вход кораблям в свои реки, то это в Петербурге могут принять. Но чтобы строить железные дороги, города и создавать всевозможные компании, пустить иностранные фирмы на внутренний рынок в таких размерах, как этого желают янки, — сначала надо переменить в России государственный строй.

— Сегодня государь император утвердил образование Приморской области с местопребыванием губернатора в городе Николаевске-на-Амуре, на реке, вами открытой, Петр Васильевич!

Теперь наконец все становилось ясным. Вот к чему шло! По прибытии Казакевич являлся к великому князю Константину. Но ни о чем подобном речь не заходила, поскольку тогда решено еще ничего не было. Но теперь… А впрочем, Казакевичу, судя по всему, адмирала дадут.

Разговор опять соскользнул на возвращение войск. Мы их там в низовьях собрали и «боя ждали», а никто не пришел, а как теперь приморскому губернатору быть с этими тысячами уже ненужных там людей? Когда-то Невельской возмущался: «Не стройте вы крепостей в новом краю, вы хоть здесь позабудьте свои бюрократические понятия о покорениях, тут у вас врагов пет, а па случай войны леса и сопки лучше всяких крепостей. Зачем сюда гнать народ, когда мы с нашими небольшими отрядами сумеем сопротивляться, противник ничего не сделает, а блокадой лишь докажет наши права». «Пусть палит, — как мои казаки говорят, — леса повалит дивно».