Владычица небес

Иногда он брал меня и других приближенных на ночные забавы, что устраивали для него тайные дома. И сейчас у меня делается гадко на душе, когда я вспоминаю эти разгулы, удивительные и отвратительные по своей широте и распутству. Там Кармашан плясал и пел (опять же как полоумный), грязно приставал к мужчинам и женщинам, пил в три горла и вел себя… О-о-о… Знаешь, я слышал однажды, что человек, который притворяется сумасшедшим, в конце концов обязательно им и станет. Сдается мне, в случае с Кармашаном все так и вышло. Не буду говорить здесь о том, как он поливал вином головы своих ближайших соратников по бандитскому ремеслу, как швырял в них и в купленных на ночь девиц и юношей обглоданные кости, как… Нет, не хочу вспоминать.

То, что я все-таки вспомню, произошло в одну из таких ночей. Поначалу она ничем не отличалась от предыдущих — пили, орали, развратничали и дрались: вот обычное времяпрепровождение этих людей. Но в середине ночи Кармашану вдруг (я говорю «вдруг», потому что он редко этим увлекался) пришло в голову сыграть в кости. Джантра — его близкий друг (хотя мне неприятно употреблять это слово в отношении двух ублюдков, но другого я сейчас не подберу), этот Джантра, одноглазый бандит огромного роста, который был привязан к Кармашану так, как бродячий пес привязывается к человеку, подобравшему его на улице, как раз-таки любил играть в кости, а посему с удовольствием уселся за стол вторым. Третьим и четвертым были два парня из той же свиты.

Игра началась. Пока пили бутыль вендийского белого, жуткой отравы, выигрывал Кармашан. Потом удача перешла к одному из парней, потом к Джантре, потом снова к Кармашану… Дальше я не смотрел, однако знаю, что в конце игры Джантра выиграл на пять золотых больше, чем его друг Кармашан.

Ни тот, ни другой, будучи ужасными скупердяями в обычной жизни, не жмотничали на ночных забавах, а поэтому лишь посмеялись малой разнице в выигрыше и разом спустили все до последней монеты на вино и девиц. Тут я забился в угол и дальше наблюдал за происходящим уже оттуда: пока Кармашан играл в кости, шуму в зале было не больше, чем на базарной площади с утра, когда же он закончил и отвалился на скамье, поднялся такой гвалт, что мне казалось, сейчас у меня расколется голова на две, а то и четыре части. Обнявшись с Джантрой, Кармашан заскакал по столам, пиная бутыли и блюда, плюя на макушки гостей и громко портя воздух. Потом он оттолкнул Джантру, коршуном кинулся на здоровяка средних лет и… Фу, описывать эту сцену у меня нет охоты.

Разврат закончился только перед рассветом. Повсюду я видел бледные лица с синими кругами под глазами, тяжелый дух стоял в зале и чуть не паром вырывался из дверей. Кажется, я уснул — ненадолго. Затем очнулся, огляделся и порадовался тому, что никто не заметил меня в моем-темном углу. Шум почти смолк; вялые выкрики тех, кто еще держался на ногах, смешались с храпом тех, кто уже уснул. Только Кармашан был вполне бодр и озирался кругом в надежде натворить что-нибудь еще. Он прошел по залу, заглядывая в пьяные физиономии собутыльников, порылся в их карманах и сумах, потом вернулся к своему месту. Дальше помню только, что он достал из-за голенища высокого сапога кинжал, подошел к Джантре, который спал, уронив голову на стол, и преспокойно вонзил клинок ему в шею по самую рукоять. Джантра умер сразу. А Кармашан захихикал мерзко, слизнул с лезвия кровь своего друга, пожал плечами и убрался из зала вон.

Я никому не сказал о том, чему был свидетелем, — иначе и меня ждала та же участь, что беднягу Джантру. Утром Кармашану доложили о его гибели, и я своими глазами видел, как сокрушался он, как плакал и по обычаю рвал волосы из ушей и ноздрей. Такого лицемерия я не ожидал…

Вскоре после того он исчез. Говорили, что он и его бандиты нападали на караваны, идущие в Кхитай и из Кхитая, а потом наткнулись на сторожевой отряд и были разбиты наголову. Сам Кармашан, мол, попал в темницу. Ты знаешь, Конан, какие в Кхитае темницы? Да, глубокие ямы, полные отбросов и ползающих в них ядовитых насекомых и змей. Я слышал, что человек и четверть года не может продержаться там — умирает в ужасных мучениях.

В то время ни Кармашан, ни его судьба уже не занимали меня вовсе, ибо я вновь стал нищим, одиноким и никому не нужным. Проказа уже взялась за меня. Вроде бы я подхватил ее от одной чужеземки… Не помню. Я был пьян, но, кажется, пальцами ощущал неровность и влажность ее кожи… Впрочем, сейчас сие уже не представляет интереса ни для тебя, ни для них, ни для меня самого…