Владычица озера

Кружит промеж люду простого предание, будто возвращался маршал ночами на бренненское поле и ходил меж курганов, стеная: «Верните мне мои легионы!», но в конце концов повесился на осине на том холме, который с той поры так и именуется – Шибеницкий. И ночью можно призрак старого маршала средь иных встретить призраков, разгромное поле сообща навещающих.

– Дедушка Ярре! Дедушка Ярре!

Ярре поднял голову, поправил сползающие с вспотевшего носа очки.

– Дедушка Ярре! Бабушка Люсьена велела сказать, что хватит на сегодня штаны просиживать да напрасные каракули разводить и что ужин на столе!

Ярре тщательно сложил исписанные листки и заткнул пробкой чернильницу. В культе руки билась боль. «К перемене погоды, – подумал он. – Будет дождь».

– Дедушка Ярре!!!

– Иду! Да иду же, Цири. Иду.

***

Когда они занялись последним раненым, была глубокая ночь. Операцию проводили уже при свете, вначале обычном, от лампы, а позже и магическом. Марти Содергрен пришла в себя после кризиса и, все еще бледная как смерть, замедленная, неестественная в движениях как голем, чаровала исправно и эффективно.

Наконец все четверо вышли из палатки и присели, прислонившись к полотнищу.

Равнину заполняли огни. Различные. Неподвижные – бивуачных костров, движущиеся – лучин и факелов. Ночь гремела далеким пением, восклицаниями, разговорами, победными криками.

Вокруг них ночь тоже жила отрывистыми криками и стонами раненых. Мольбами и вздохами умирающих. Привыкшие к звукам страдания и смерти, они уже не слышали этого. Эти звуки были для них обычными, естественными, так же вплавленными в ночь, как пение цикад в акациях у Золотого Пруда.

Марти Содергрен лирично молчала, прислонившись к плечу низушка. Иоля и Шани, обнявшись и прижавшись друг к дружке, то и дело прыскали тихим, совершенно бессмысленным смехом.

Прежде чем выйти из палатки, они выпили по мензурке водки, а Марти угостила всех своим последним заклинанием: веселящими чарами, которые обычно применяла при экстрагировании зубов. Русти чувствовал себя обманутым: усиленный магией напиток вместо того, чтобы расслабить, лишь одурманил, вместо того, чтобы снять утомление, еще больше усилил. Вместо того, чтобы дать забыться, напоминал.

«Похоже, – подумал хирург, – только на Иолю и Шани алкоголь и магия подействовали, как было задумано».

Он отвернулся и при лунном свете увидел на лицах обеих девушек блестящие, серебристые следы слез.

– Интересно, – сказал он, облизывая онемевшие, бесчувственные губы, – кто победил в этой битве? Кто-нибудь это знает?

Марти повернулась к нему, но продолжала лирично молчать. Цикады пиликали в акациях, вербах и ольхах над Золотым Прудом. Квакали лягушки, стонали раненые, умоляли, вздыхали. И умирали. Шани и Иоля хохотали сквозь слезы.

***

Марти Содергрен скончалась через две недели после боя. Она сошлась с офицером из Вольной Кондотьерской Компании. Отнеслась к приключению легко и даже легкомысленно. В противоположность офицеру. Когда Марти, любительница перемен, связалась потом с темерским ротмистром, спятивший от ревности кондотьер пырнул ее ножом. Кондотьера повесили, целительницу спасти не удалось.

Русти и Иоля скончались через год после битвы, в Мариборе, во время жуткой вспышки кровавой лихорадки, заразы, которую называли также Красной Смертью, или – по названию корабля, на которой ее завезли, – «Бичом Катрионы». Тогда из Марибора бежали все медики и большинство жрецов. Русти и Иоля, конечно, остались. Они лечили, ибо были лекарями. То, что от Красной Смерти не было лекарств, значения для них не имело. Оба заразились. Он умер у нее на руках, в крепких надежных объятиях ее деревенских, больших, некрасивых, прекрасных рук. Она умерла четыре дня спустя. В одиночестве.

Шани прожила после битвы семьдесят два года. Ушла из жизни знаменитой, всеми уважаемой – деканом кафедры медицины Оксенфуртского университета. Многие поколения будущих хирургов повторяли ее знаменитую шутку: «Сшей красное с красным, желтое с желтым, белое с белым. Наверняка будет хорошо».

Мало кто замечал, как, произнося эту истину, госпожа декан украдкой утирала слезы.

Мало кто.

***

Лягушки квакали, цикады пиликали среди верб над Золотым Прудом. Шани и Иоля хохотали сквозь слезы.

– Интересно, – повторил Мило Вандербек, низушек, полевой хирург, больше известный под именем Русти. – Интересно, кто победил?

– Русти, – лирично сказала Марти Содергрен. – Поверь, это самое последнее, о чем я стала бы беспокоиться на твоем месте.

Глава 9