– Ты запоздал, – прошипела Филиппа Эйльхарт. – Ты опоздал на торжество с участием королей. Какого черта, Сигизмунд! Твое пренебрежение к протоколам достаточно известно. У тебя не было нужды так нахально проявлять его. Тем более сегодня, в такой день...
– У меня были причины. – Дийкстра ответил поклоном на взгляд королевы Гедвиги и осуждающее движение бровей иерарха Новиграда. Поймал взглядом кривую гримасу на физиономии жреца Виллемера и усмешку на лице короля Фольтеста, достойном того, чтобы его профиль чеканили на монетах.
– Мне необходимо поговорить с тобой, Филь. Филиппа подняла брови.
– Небось с глазу на глаз?
– Хорошо б. – Дийкстра едва заметно улыбнулся. – Впрочем, если пожелаешь, я соглашусь на несколько дополнительных пар глаз. Скажем, прекрасных глаз дам из Монтекальво.
– Тише, – прошипела чародейка улыбающимися губами.
– Когда можно получить аудиенцию?
– Я подумаю и дам знать. А сейчас оставь меня в покое. Здесь крупное торжество. Здесь великий праздник. Напомню, если ты сам этого не заметил.
– Великий праздник?
– Мы стоим на пороге новой эпохи, Дийкстра.
Шпион пожал плечами.
Толпа выкрикивала приветствия. В небо взметались ракеты, рассыпались огни фейерверков. Колокола Новиграда били, вещая о триумфе, о славе. Но звучали они как-то на удивление грустно.
***
– Подержи-ка вожжи, Ярре, – сказала Люсьена. – Проголодалась я, перекушу малость. Давай обмотаю тебе ремень на руке, я знаю, тебе одной неудобно.
Ярре чувствовал, как щеки ему заливает румянец стыда и унижения. Он еще не привык. Ему все казалось, будто всему миру нечего больше делать, как только пялиться на его культю, на подвернутый и зашитый рукав. Что весь мир думает только об одном: заметить увечье, а потом лицемерно сочувствовать и неискренне сожалеть, а в глубине души брезговать им и считать, что он некрасиво нарушает красивый порядок своим убогим, наглым существованием. Что вообще смеет существовать.
Люсьена – нельзя было не признать – явно отличалась в этом от всего остального мира. Она не прикидывалась, будто ничего не замечает, в ее глазах не было признаков унизительного сочувствия и еще более унизительной жалости. Ярре готов был признать, что светловолосая возница относится к нему совершенно естественно и вполне нормально. Но отгонял от себя эту мысль. Не принимал ее.
Потому что никак не мог привыкнуть воспринимать самого себя нормально.
Везущая инвалидов телега скрипела и тарахтела. После краткого периода дождей наступила жара, пробитые военными обозами выбоины на дорогах высохли и застыли гребнями и горбами фантастических форм, и телеге, которую тянула четверка лошадей, все время приходилось переваливаться через эти выбоины и колдобины. На самых больших выбоинах телега подскакивала, трещала, раскачивалась не хуже корабля во время шторма. Тогда искалеченные – в основном безногие – солдаты ругались столь же артистично, сколь и жутко. А Люсьена – чтобы не свалиться – прижималась к Ярре и обнимала его, щедро одаривая своим волшебным теплом, удивительной мягкостью и возбуждающей смесью аромата лошадей, ремней, сена, овса и молодого, ядреного девичьего пота.
Телега соскочила в очередной ухаб. Ярре уже выбрал слабину закрученных вокруг локтя вожжей. Люсьена, откусывая попеременно хлеб и колбасу, притулилась у его бока.
– Ну-ну, – заметила она его латунный медальон и бессовестно воспользовалась тем, что одна рука у него была занята вожжами. – И тебя тоже провели? Амулет-незабудка? Ох и пройдоха же тот, кто эти финтифлюшки выдумал. Большой был на них спрос во время войны, больше, чем на водку, пожалуй. И какое же там внутри имя девчачье, а ну, глянем...
– Люсьена. – Ярре залился пурпуром, чувствуя, что еще секунда – и кровь хлынет у него из щек. – Я должен тебя попросить... чтобы ты... не открывала... Прости, но это очень личное. Я не хочу тебя обижать, но...
Телега подпрыгнула, Люсьена прижалась, а Ярре замолк.
– Ци... рил... ла, – прочитала возница с трудом, но все равно удивила Ярре, который никак не ожидал от деревенской девушки столь выдающихся способностей.
– Она о тебе не забудет. – Люсьена защелкнула медальон, отпустила цепочку, глянула на юношу. – Цирилла, стало быть. Если действительно любила. Чепуха все эти чары и амулеты. Ерунда и глупистика. Если действительно любила, то не забыла, была верной. И ждет.
– Этого? – Ярре поднял культю.
Девушка слегка прищурила глаза, голубые как васильки.
– Если по-настоящему любила... – твердо повторила она, – то ждет, а все остальное – чепуховина чепуховая. Я-то знаю.
– Такой уж у тебя солидный в этом деле опыт? Так сказать, много ль ты экспериментировала?
– Не твое дело, – теперь настал черед Люсьены слегка зарумяниться, – с кем и что у меня было. И не думай, будто я из тех, которым только мигни, и они уже готовы какие-то там сперементации на сеновале вытворять. Но что знаю – то знаю. Ежели парня любишь, то всего разом, а не по частям. И не имеет значения, если даже какой-никакой части недостает.
Телега подпрыгнула.