Владыка башни

Чтец монотонно бубнил, воротник платья нещадно кололся, и Риве сделалось невообразимо скучно. Ей приходилось изо всех сил заставлять себя сидеть спокойно и не ёрзать. «И что я здесь забыла? — думала она. — Играю роль послушной племянницы любимого дядюшки, которого я знать не знаю? Да ещё расселась тут бок о бок с его блудницей».

Её охватило нестерпимое желание сбежать. Просто встать — и уйти. Ведь дядя сам ей сказал, что она вольна делать, что пожелает. А сейчас она желала убраться как можно дальше от этого бубнящего старика. «А ведь когда он меня увидел, он, пожалуй, испугался, — подумала она. — Это была никакая не похоть, а страх». Рива захотелось узнать, почему она его испугала.

Чтец проповедовал ещё около часа, хотя Риве казалось, что прошло никак не меньше столетия. Он делал многозначительные паузы, переходил от одной книги к другой и вновь принимался жевать свою бессвязную диатрибу, посвящённую любви Отца и природе греха. Одним из немногих удовольствий в детстве Ривы были те моменты, когда священник учил её Десятикнижию, зачитывая отрывки с такой страстной убеждённостью, что она с головой тонула в потоке слов. Впрочем, счастливые передышки были короткими, поскольку он сразу же проверял, что она усвоила из урока, а стоило ей ошибиться — и тут же возникала ореховая трость.

Сейчас же, в этой пещере из мрамора и стекла, не звучало даже отголоска той страстной веры: был лишь старик, долдонящий пустую, затвержённую догму. «Не может же все это быть ложью, — думала она, борясь с подступающим к горлу отчаянием. — Даже такие, как дядя Сентес, чувствуют любовь Отца. Где-то должна ведь скрываться истина».

Последние слова Чтеца Рива пропустила мимо ушей, так как предалась воспоминаниям о времени, проведённом с Алорнис. Ей ужасно захотелось ещё раз увидеть, как та рисует. Наконец Чтец замолчал и сошёл с подиума, а паства, склонив головы, поднялась на ноги. Епископы простояли всю службу, несмотря на то что некоторые по возрасту могли соперничать с Чтецом. Они забрали с пюпитров книги и в торжественном молчании последовали за своим главой. Вновь пробил колокол, люди начали покидать собор. Кое-кто из аристократов и купцов пытался приблизиться к балкону, чтобы перемолвиться словечком с владыкой фьефа, но гвардейцы оттесняли их прочь.

— Отлично, — сказал дядя, когда церковь покинул последний прихожанин. Затем он встал и подал руку Риве. — Посмотрим, что этот старый мерзавец скажет нам от своего собственного имени.

* * *

— Ваша племянница, милорд? — В безмятежном голосе Чтеца слышалась лишь умеренная доля любопытства с каплей удивления.

Они находились в его личных покоях, куда их проводил холодно-услужливый священник, не скрывавший своего презрения к Велисс и подозрительно косившийся на Риву. Та решила, что на обратном пути обязательно поквитается с ним.

— Именно, Святой Чтец, — ответил дядя. — Моя племянница. Которая вскоре официально будет признана таковой. Для нас было бы большой честью, если бы вы сочли возможным выступить в качестве свидетеля данного акта. А кроме того это развеяло бы ненужные толки глупцов. Все документы у нас уже готовы.

— Я там отметила нужные места, — сказала Велисс, кладя перед Чтецом развёрнутый пергамент и ставя на его край чернильницу, чтобы он не скручивался. — Окажите отеческую милость.

Чтец, не сводивший глаз с Ривы, едва покосился на документ. Страха в его лице поубавилось.

— Сколько тебе лет, дитя? — поинтересовался он.

Рива почему-то была совершенно убеждена, что ему точно известен день её рождения.

— Этим летом исполнится восемнадцать, Святой Чтец.

— Восемнадцать... — Старик покачал головой. — В моём возрасте время летит быстро. Кажется, не минуло и недели с тех пор, как твой отец пришел ко мне в поисках наставления. Он горячо желал жениться на твоей матери, и хотя мне теперь нелегко признаться в этом перед твоим дядей, я посоветовал ему поступить так, как он хочет, даже вопреки воле его батюшки. «Воссоединение любящих сердец — великая радость».

— «И великий грех — разделять тех, кого соединила любовь», — закончила Рива. «Книга вторая, Книга Благословений».

— Вижу, огонь Отцовской любви ярко горит в тебе, дитя. — Чтец улыбнулся и довольно засопел. Затем он взял перо, обмакнул его в чернильницу и поставил свою подпись на документе, официально признав Риву госпожой Ривой Мустор, племянницей Сентеса Мустора, владыки фьефа Кумбраэль. Велисс взяла пергамент и, подув на свежие чернила, осторожно передала Мустору.

— Очень не хочется взваливать на вас дополнительные хлопоты, Святой Чтец, — сказал владыка фьефа, — но мне нужно сообщить вам важные новости.

— Королевская гвардия вновь направляется к нашим границам, — безмятежно кивнул старик. — Новости действительно мрачные. Остаётся лишь уповать на милость Отца, который спасёт нас от нового разграбления.